Вот это именно чувство и было внесено варварами в европейскую цивилизацию; оно не было известно ни римскому миру, ни христианской церкви, ни большей части древних цивилизаций. Если вы и находите в древних цивилизациях свободу, то свободу политическую, свободу гражданина. Там человек заботится не о личной, но о гражданской своей свободе; он принадлежит к известному обществу, посвятил себя ему, готов пожертвовать ему собою. То же самое было и в христианской церкви: и там господствовало чрезвычайно сильно развитое чувство привязанности к христианской общине, преданности ее законам, живая потребность расширить ее владычество; или же религиозное чувство вызывало сильную реакцию человека против самого себя, своей души, внутреннее стремление ограничить свою свободу и подчиниться требованиям веры; но повторяю – чувство личной независимости, стремление к свободе, развивающееся бессознательно, единственно с целью найти себе удовлетворение, не было знакомо ни римскому, ни христианскому обществам. Оно было внесено и положено в колыбель европейской цивилизации варварами. Оно играло в ней такую важную роль и принесло столь благие результаты, что нельзя не выставить его на вид как один из основных элементов ее.
Есть еще один факт – второй элемент цивилизации, точно так же унаследованный нами собственно от варваров – это военное патронатство, т. е. связь, которая устанавливалась между соплеменниками, между воинами, и которая, не уничтожая свободы каждого отдельного лица, не уничтожая даже первоначально существовавшего между всеми равенства, вводила, однако, иерархическую подчиненность и положила основание аристократической организации, обратившейся впоследствии в феодальную систему. Отличительною чертою этих отношений была привязанность человека к человеку, взаимная преданность их, без всякого внешнего понуждения, без всякого обязательства, основанного на главных началах общественного быта. В древних республиках вы не увидите ни одного человека исключительно и добровольно преданного другому: все одинаково преданы городу. У варваров общественная связь установилась между отдельными лицами, сначала вследствие отношений начальника дружины к членам ее, в то время, когда варвары еще нестройными толпами скитались по Европе, а позже – вследствие отношений сюзерена к вассалу. Этот второй принцип, тоже игравший значительную роль в истории европейской цивилизации, – эта преданность человека человеку, – заимствован нами у варваров; из их нравов он проник в наши нравы.
Не следует ли из всего этого, что современная цивилизация в самой колыбели своей действительно была так бурна, так разнообразна, многосложна, как я старался обрисовать ее в представленной мною общей картине? Не встречаются ли уже в эпоху падения Римской империи почти все зачатки, которые проявляются в прогрессивном развитии нашей цивилизации?
Мы нашли в распадающейся Римской империи три совершенно различные общества: муниципальное – последний остаток самой империи, христианское и варварское. Эти общества, различно организованные, учрежденные на различных началах, внушают человеку самые разнообразные чувства: потребность безусловной независимости существуют рядом с полным подчинением, военный патронат рядом с господством церкви, духовная власть рядом со светскою, постановления церкви, ученое законодательство римлян – рядом с обычным правом или, вернее, бесправием варваров. Повсюду смесь или, лучше сказать, смешение самых разнообразных племен, языков, общественных учреждений, нравов, идей и впечатлений. В этом, я полагаю, заключается очевидное доказательство верности того мнения, которое я высказал об общем характере нашей цивилизации.
Без сомнения, это смешение, разнообразие, эта борьба стоили нам очень дорого: отсюда медленность прогресса Европы, отсюда все бури и бедствия, которым она подверглась. Однако я не думаю, чтобы следовало сожалеть об этом. Для народов, как и для отдельных лиц, надежда на самое разнообразное, самое полное развитие, на самый всесторонний, почти беспредельный прогресс, – одна эта надежда вознаграждает за все то, что может стоить право питать ее. Вообще говоря, это насильственное, бурное, тяжелое состояние имело большое преимущество пред простотою, которою отличались другие цивилизации; человеческий род выиграл от него больше, чем пострадал.