Вот почему не все вожди политической партии были расположены в пользу пресвитерианской организации церкви. Многие из них, например Гэмиден и Голлис, предпочитали епископов с умеренною властью, ограниченною чисто церковными обязанностями, и не препятствующею развитию свободы совести. Однако они вскоре отказались от осуществления этой мысли, потому что не могли обойтись без своих фанатических союзников.
Третья партия требовала гораздо большего: она утверждала, что необходимо одновременно изменить и сущность, и форму правительства; что вся политическая конституция неправильна и вредна. Эта партия отделялась от прошедшего Англии, отрекалась от народных учреждений и воспоминаний, чтобы положить основание новому правительственному строю, согласно с отвлеченною теориею, по крайней мере в том виде, в каком она представлялась реформаторам. Они замышляли не простой правительственный переворот, но социальную революцию. Вторая из указанных нами партий, т. е. партия политической революции, хотела ввести существенные изменения в отношения парламента к престолу; она хотела расширить власть обеих палат, в особенности палат общин, предоставить им право избрания в высшие общественные должности и высшее руководство государственными делами; но этим и ограничивались предложенные ею нововведения. Она нисколько не заботилась об изменении избирательной, судебной, административной и муниципальной систем, действовавших в государстве. Республиканская же партия замышляла все эти изменения, провозглашала их необходимость, одним словом – хотела преобразовать не только государственные учреждения, но и гражданские отношения, распределение частных прав.
Подобно предыдущей, эта партия также слагалась из оттенков религиозного и политического. К политическому оттенку принадлежали республиканцы в собственном смысле слова, теоретики Людло, Гаррингтон, Мильтон и другие. Рядом с ними стояли республиканцы по обстоятельствам и личным выгодам, главные начальники армии – Айртон, Кромвель, Ламберт, более или менее чистосердечные в первых своих порывах, но потом подчинившиеся личным видам и условиям своего положения. Вокруг них собиралась религиозная республиканская партия, все фанатические секты, которые признавали одну только законную власть – власть Иисуса Христа, и в ожидании Его пришествия желали правительства Его избранников. Наконец, вслед за этою партиею шло довольно значительное число второстепенных вольнодумцев и мечтателей, из которых одни надеялись достигнуть вольности, другие – имущественного равенства и всеобщей подачи голосов.
К 1653 году после двадцатилетней борьбы, все эти партии одна за другою окончили свою роль и окончили ее безуспешно; таково было по крайней мере всеобщее убеждение, с которым должны были бы согласиться и сами члены партий. Партия законной реформы, скоро оставшаяся позади всех, сделалась свидетельницею того, как древняя конституция, древние законы пришли в полный упадок, как победа повсюду осталась за нововведениями. Партия политической революции увидела падение парламентарных форм в новой сфере деятельности, в которую она хотела ввести их; она увидела, как после двенадцатилетнего господства палата общин, за последовательным изгнанием роялистов и пресвитериан, сильно уменьшилась в своем составе, навлекла на себя презрение и ненависть общества и сделалась неспособною к управлению страною. Республиканская партия, по-видимому, имела более успеха; за нею осталось и поле сражения, и власть; в палате общин считалось не более ста членов, и все они были республиканцы; они могли признать и провозгласить себя обладателями страны. Но страна безусловно отказывала им в повиновении; они нигде не могли действовать по своему усмотрению и не имели никакого влияния ни на армию, ни на народ. Не было ни общественной связи, ни безопасности; отправление суда остановилось или по крайней мере перестало быть правосудием; судьи руководствовались своими страстями, личными видами, духом партий. Недостаток безопасности ощущался не только в личных сношениях граждан, но и на больших дорогах: они кишели ворами и разбойниками; всюду царила анархия, материальная и нравственная; палата общин и Республиканский государственный совет оказались бессильными для прекращения ее.