Когда они вышли в другую комнату, я увидел, что лорд поставил свечку на угол одного из столов и уселся на стул, но так, что мне его уже не было видно. Она встала за ним (это я понял по тому, какую длинную тень отбросила его мощная фигура от пламени ее свечки). Потом он принялся говорить о том человеке, которого называл Эдвардом, и каждое его слово было, как капля яда. Говорил он негромко, поэтому я не все расслышал, но из того, что услышал, мне стало понятно, что слова эти били ее больнее, чем удары хлыстом. Поначалу она отвечала ему что-то, с такой же злостью, но потом замолчала, а он все продолжал бубнить своим холодным издевательским голосом, насмехался, оскорблял, издевался. Мне даже странно стало, как это она молча сносит все это. А потом я внезапно услышал, как он закричал: «Что вы все за спиной у меня стоите?» И тут же: «Отпустите воротник! Что это? Вы не посмеете!» И тут послышался звук удара, тихий такой, но он сразу же заревел: «Господи, это кровь!» Раздалось шуршание, как будто он заерзал ногами, собираясь встать, и потом я услышал еще один удар, он снова закричал: «Дьяволица!», и тут все стихло, слышно было только, как что-то зажурчало и закапало на пол.
Тут уж я выскочил из своего укрытия и бросился в соседнюю комнату, дрожа от ужаса. Старик сидел, переломившись пополам на стуле, и халат его топорщился таким образом, что казалось, будто на спине у него вырос огромный горб. Голова его (на носу все еще сидели очки) откинулась в сторону, и его маленький рот был открыт, как у мертвой рыбы. Я не видел, откуда течет кровь, но слышал, как она продолжала барабанить по полу. Она стояла за его спиной, на лицо ее падал яркий свет. Губы ее были сжаты, глаза сверкали, а щеки порозовели. И знаете, такой прекрасной женщины я еще в жизни не видел.
– Вы убили его! – вскричал я.
– Да, – спокойно сказала она. – Убила.
– Что же вы собираетесь делать? – спросил я. – Вас же теперь будут судить за убийство.
– За меня не бойтесь. У меня не осталось ничего, ради чего стоило бы жить, поэтому моя жизнь значения не имеет. Помогите посадить его ровно. Так на него смотреть тошно!
Я помог ей, хотя, когда я к нему прикоснулся, меня холодом всего обдало с головы до ног. Его кровь попала мне на руки, и меня чуть не стошнило.
– А теперь, – сказала она, – можете забирать медали. Кому они достанутся, вам или кому-нибудь другому, мне все равно. Берите и уходите.
– Не нужны они мне. Я хочу просто уйти. Не хочу я впутываться в такое дело.
– Что за ерунда! – воскликнула она. – Вы же пришли за медалями, и вот они, берите. Что вам мешает?
Мешок был все еще у меня в руках. Она открыла ящик, и мы вместе набросали в него около сотни медалей. И это только из одного ящика, но больше я не мог заставить себя там оставаться. После всего, что я увидел, мне начало казаться, что в этом доме ядовитый воздух. Я направился к окну. Оглянулся и увидел ее, высокую, стройную, со свечкой в руке, точно такой, какой она была в тот миг, когда я увидел ее в первый раз. Она махнула мне на прощанье, я махнул ей и выпрыгнул из окна на посыпанную гравием дорожку.
Я благодарю Бога, что могу, положа руку на сердце, сказать, что никогда в жизни никого не убил, но, может быть, я бы сейчас так не говорил, если бы смог тогда понять, что было на уме у этой женщины. В той комнате могло бы остаться два трупа, если бы я догадался, что скрывалось за ее прощальной улыбкой. Но тогда я думал только о том, как мне поскорее убраться оттуда. У меня и в мыслях не было, что она задумала засунуть мою голову в петлю. Выпрыгнув из окна, я пошел той же дорогой, что и пришел, но не успел сделать и пяти шагов, как в доме раздался крик. Вопль этот, наверное, разбудил весь приход. Потом она закричала снова и снова.
– Убийство! – заголосила она. – Убийство! Убийство! На помощь! – в ночной тишине голос ее разлетелся по всей деревне. Визг жуткий этот мне словно сквозь мозг прошел. Тут же по всему дому начали носиться огни, захлопали окна, да и не только в доме у меня за спиной, но и в сторожке, и на конюшне прямо передо мной. Я, как испуганный заяц, стремглав бросился к калитке, но, еще не добежав до нее, услышал, как ее захлопнули. Тогда я сунул мешок с медалями под какие-то сухие кусты и попытался уйти через парк, но кто-то заметил меня в свете луны, и сразу же человек двенадцать с собаками бросилось за мной вдогонку. Я прыгнул в кусты ежевики, но собак это не остановило, и я был только рад, когда подоспели люди и не дали им разорвать меня на клочки. Меня схватили и потащили обратно в комнату, из которой я только что вышел.
