События 1805-1814 годов показали необходимость создания национальной интеллигенции. Но наступившая после войны 1812 года реакция придала нелепые формы обучению и не менее нелепое содержание учебным программам. В таком состоянии застали школу события 14 декабря 1825 года. Весь последующий период, вплоть до 1859 года, все типы школ: гражданская, духовная, военная представляют печальный вид казармы.
За полтораста лет, начиная с гражданской школы петровского времени, успела вырасти многочисленная национальная интеллигенция, почти вся она вышла не из дворянской среды. Однако уже в тридцатых годах XIX века дворянин не только потянулся в университетскую аудиторию, но и стал претендовать на профессорскую кафедру, иногда спускался даже до места учителя гимназии или врача и всё же раздумывал: стоит ли посвящать себя служению науке. Выходец же из иных слоев шел в науку с такой настойчивостью и энергией, что нередко оказывался победителем. И здесь далеко не всё объяснялось приверженностью к интеллектуальному труду. Интеллектуальный труд в должности чиновника старшего класса, врача, профессора, учителя гимназии не только обеспечивал разночинцу безбедное существование, но юридически в какой-то мере уравнивал его в правах с господствующим сословием. Наука была для разночинца единственной дорогой к гражданской самостоятельности и известной независимости. Выросший в нужде и лишениях, он с детства привык с упорством и настойчивостью постигать непонятную премудрость бурсы и нередко одолевал ее, если она не окончательно его одолевала. Редко удавалось ему вырваться из затхлой среды своего сословия и уйти в университет. Раньше, чем попасть в университетскую аудиторию, он проходил мучительную школу, которая забивала и калечила его, где физическое наказание было нормой, а свободная мысль - вольнодумством, ересью, почти преступлением. Только исключительно физически сильные и интеллектуально одаренные могли вынести эту каторгу. По окончании бурсы они останавливались перед вопросом: хватит ли еще сил на жизненную борьбу после разрыва со своим сословием? И многие измученные бурсацкой казармой предпочитали успокоиться на поповском месте, женившись на закрепленной невесте, и идти торной дорогой «духовного квартального». Лишь немногие дерзали рвать со своим сословием и искать своего места в жизни вне «духовного ведомства». Это и была та разночинная интеллигенция, о которой уже не раз говорилось мимоходом. Жестокая школа, пройденная ею, заслуживает описания, к тому же изучение ее истории на фоне истории сословия будет реальным комментарием к интересующим нас «Очеркам бурсы» Помяловского.
Как уже упоминалось ранее, школа возникает в Древней Руси, при Владимире Святославовиче. «Сквозь туман многих веков, сквозь густую окраску позднейшего времени неясно видится нам образ Владимира»[10], но тенденция исторического развития страны совершенно отчетливо выступает наружу - это стремление молодой народности встать на арену европейского мира. Этим и было обусловлено событие 988 года[11], после чего Русь действительно очень скоро занимает одно из первых мест среди европейских стран Запада и Востока. Владимир намеревался «сделать ее тем, чем была в его время Греция, то есть страною просвещения. Но он имел это намерение в самом широком смысле, он хотел от Греции не только просвещения, но и художеств, хотел от нее и того, чего она не могла дать в виде современных произведений, а могла дать только в виде оставшихся памятников древности»[12]. Военные столкновения и дружественные союзы Руси с Византией падают на то время, когда последняя медленно угасала, всё ее величие было в прошлом. Передовые люди Киевской Руси продолжали видеть в Византии средоточие мирового просвещения, в то время как она уже обращалась в изумительный музей и колоссальное книгохранилище.
С боязливостью смотрела Византия на подымающегося северного колосса, успев убедиться в его военном искусстве во время столкновений с ним. Она пыталась если не подчинить себе Русь, то хотя бы обезвредить церковным влиянием. К этому времени относится зарождение школы на Руси. Летопись сообщает, что Владимир вскоре после возвращения из похода под Корсунь «посълавъ, нача поимати у нарочитыя чади дъти и даяти на учение кънижьное»