Исторические взгляды Г. Рюккерта и Н. Я. Данилевского - страница 13
Вот какова была эта Россия, «крепкая религиозным чувством!» Хорошо чувство!
Выпишем еще из первых статей место о человечестве:
«Что такое это человечество? Что вы под ним разумеете, я не знаю. Я же имел в виду вовсе не какое-то отвлеченное человечество, вовсе не имею в виду какое-то неведомое общечеловеческое дело, а указываю на истинное и святое дело соединения христианского Востока с христианским Западом, не на основах натурального человечества, которое само есть лишь рассыпанная храмина без всякой нравственной солидарности и единства, а на основах человечества духовного, возрожденного под знаменем единого истинного вселенского христианства»[28].
Это писано тем же автором и поставлено им в той же книге, как и ревностная защита единства человечества, образчик которой мы привели выше.
Как видно, наш автор не боится противоречить самому себе; бывают у него даже случаи, когда, начиная свою фразу с одной мысли, он уже в конце этой фразы переходит в мысль противоположную. При такой свободе в движении мыслей он очень затрудняет того, кто вздумал бы его оспаривать.
Полемика против славянофилов ведется преимущественно тремя способами. Во-первых, часто указывается, что свои мысли они будто бы заимствовали у европейских писателей, у Борда-Демулена, Capтopиyca, де Местра и пр. Это пристрастие нашего автора к обвинениям в заимствовании поразительно. Он, по-видимому, не знает, что такие обвинения составлять очень легко, а доказывать как следует — очень трудно. Читатели могли убедиться в этом и из настоящей нашей статьи.
Во-вторых, автор опровергает славянофилов тем, что не верит их словам, отвергает их искренность. Например:
«Хотя славянофилы и утверждали на словах, что русские начала суть вместе с тем и вселенские, — на самом деле они дорожили этими началами только как русскими»[29].
Это проникновение в чужую душу есть прием полемики, опять-таки, до чрезвычайности легкий и до неприличия бездоказательный. Будто бы одно говорят, а другое думают! Перед таким судом какой же писатель окажется правым?
В «Национальном вопросе» есть десять превосходных страниц[30], на которых подлинными словами славянофилов — Хомякова, Киреевского, Аксакова, Самарина — излагаются высшие начала их учения. Эти страницы г. Вл. Соловьев не сам составил, а взял их целиком у Д. Ф. Самарина, и кто прочтет их, тот увидит с полнейшей ясностью, что вся критика г. Соловьева, все его обвинения славянофилов в «исключительном национализме» не имеет никаких оснований. На первый взгляд невозможно понять того бесстрашия перед противоречиями, с которыми автор поместил эти страницы в своей книге. Но он отделывается от них очень кратко и очень просто. Он называет их только «прекрасными заявлениями»[31], «прекрасными словами»[32], как будто говоря, что писатели должны были дать еще что-нибудь кроме слов. А что же именно? «Все эти прекрасные славянофильские заявленья, — пишет он, — не помешали славянофильству перейти на деле без остатка в нынешний антихристианский и безыдейный национализм». И он с пафосом восклицает: «Твоими словами сужу тебя!»[33].
Вот оборот критики, который кажется автору победоносным. Не помешали! Хомяков, Киреевский, Аксаков, Самарин хотя и высказывали прекрасные мысли, виноваты в том, что не помешали всем тем глупостям, которые иногда говорятся теперь. А следовательно, и учение их — только слова.
Таков третий прием полемики, самый сильный, по мнению автора, и потому господствующий в целой книге. Со славянофильством приводятся в связь и ставятся ему в вину самые дикие и противные явления народного эгоизма, где бы и как бы они ни обнаружились. При этом автор уже свободно рисует порицаемое направление самыми черными красками. По его словам, у нас теперь существуют люди, которые «прямо проповедуют покорение и уничтожение чужих народов»[34]. Другие пришли к «отрицанию всяких объективных начал правды и добра»[35].
«Принципиальное отрицание истины как таковой во имя национальных вкусов, отвержение справедливости как таковой во имя национального своекорыстия, — это отречение от истинного Бога, от разума и совести человеческой сделалось теперь господствующим догматом нашего общественного мнения»