Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1] - страница 18

Несмотря на то что в соответствии с планом Фуля в районе г. Дрисса перед началом войны был построен укрепленный лагерь, современные историки считают, что этот план был призван маскировать реальные планы боевых действий, которые основывались на плане войны, разработанном Александром I и Барклаем-де-Толли. Также предполагается, что таким образом критику русских генералов и общества за вынужденное отступление перенацелили на немца Фуля. Несмотря на то что на начальном этапе план Фуля и план императора и военного министра имеют много общего, но только на начальном этапе. Официально в на-

чале войны Фуль подвергся критике за то, что укрепленный Дрисский лагерь мог быть легко окружен противником.

План Барклая-де-Толли

Еще в 1807 году, уже прославившись как искусный и бесстрашный генерал, Барклай-де-Толли писал: «Если бы мне довелось воевать против Наполеона в звании главнокомандующего (а им в 1807 году был Л.Л. Беннигсен, «горячая голова»), то я избегал бы генерального сражения и отступал бы до tex пор, пока французы не нашли бы вместо решительной победы другую Полтаву».

В феврале 1810 года он представил царю доклад «О защищении западных пределов России», где настоятельно советовал вести оборонительную приграничную войну в треугольнике Западная Двина—Днепр. Принцип оборонительной войны Барклай-де-Толли мотивировал не тактической боязнью столкновения русских с иноземными армиями за пределами России, а стратегическим названием трех главных слагаемых будущего военного успеха: во-первых, куда (на Петербург, Москву или Киев) нанесет Наполеон свой главный удар, во-вторых, как поведут себя австрийцы и, в-третьих, как долго продлится русско-турецкая война.

Именно исходя из этих трех «великих неизвестных» и была составлена русским военным командованием диспозиция размещения трех Западных армий:

1- я Западная армия, самая большая (главнокомандующий — сам военный министр Барклай-де-Толли (более 120 тыс. при 550 пушках), стояла на перекрестке дорог на Петербург и Москву, между Вильно (Вильнюсом) и верхним течением реки Неман, занимая линию обороны протяженностью 180—200 км;

2- я Западная армия П.И. Багратиона (около 45 тыс. при 180—200 пушках) обороняла линию в 100 км южнее 1-й армии. Предполагалось, что она будет закрывать дорогу на Москву и Киев, действуя во фланг армии Наполеона;

3- я Западная армия А.П. Тормасова (около 45 тыс. при 170 орудиях) стояла много южнее, в 200 км от армии Багратиона, в районе Луцка на Волыни. Ее главной задачей была защита Киева от возможного вторжения австрийских войск.

Но ведь еще надо было прикрывать столицу Петербург и оборонять Ригу (русская военная разведка знала, что Наполеон намерен захватить Ригу и наладить снабжение своей армии по морю и далее вверх по Западной Двине до Витебска), предусмотреть дополнительные военные заслоны на обширной русско-австрийской границе, в результате российская группировка оказалась растянутой на 600 км, а разрыв между

1-й и 2-й армиями составил около 100 км.

Операционный план первого периода войны

Как бы то ни было, война шла совсем по другому плану. Судя по всему, автором этого плана был сам император Александр I. Вот что

пишет об этом в своей статье «История 1812 года и “Записки Бенкендорфа”» Н.П. Грюнберг: «Но главная фигура — сам Александр I. Его стратегический талант и «глазомер» видны из помещенных выше писем к Багратиону. Сотрудничество его с Волконским требует пристального внимания. Бенкендорф делает изящный намек на главного автора стратегического плана: «Император, слишком скромно еще оценивавший собственные военные способности, поверил в этом отношении голосу своей армии и, к счастью, покинул Дрисский лагерь, предав его общей критике». Следовательно, Александр, покинув Дрисский лагерь, мог уже не столь «скромно» оценивать свои «военные способности». Он мог даже позволить себе в Полоцке покинуть армию: необходимо было «поднимать Москву», быть у государственного кормила в Санкт-Петербурге. Армии еще не соединились, но в том, что Багратион прорвется, император не сомневался, как нет сомнений и в искренности его письма от 5 июля к командующему Второй армией.