Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953 - страница 111

Это слова из предисловия к "Реквиему".

Ахматовский "Реквием" — одно из мощнейших явлений русской гражданской лирики. И просто материнское проклятие сталинизму.

"Реквием" станет известен в начале 60-х, хотя опубликован в СССР не будет. "Реквием" попадет в самиздатовскую литературу, а не в ограниченно процеженноразрешенную антисталинскую. У Ахматовой особая ненависть к Сталину. Ее ненависть всегда смешана с презрением. В 1962-м Ахматовой принесут еще в машинописном варианте "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Она будет говорить: "Нравится, не нравится — не те слова: это должны прочитать 200 миллионов". Она познакомится с Солженицыным. Она ему скажет: "Вы через короткое время станете всемирно известным. Это — тяжело. Я не один раз просыпалась утром знаменитой и знаю это".

Лев Гумилев. 30-е годы

В начале 60-х, при Хрущеве, сталинские репрессии официально обозначались нейтральной формулой "культ личности". Неофициально, разговорно, назывались "37-й год". Ахматова время сталинского правления характеризовала четко — террор.

Ахматова скажет: "Достоевский думал, что если убьешь человека, то станешь Раскольниковым. А мы сейчас знаем, что можно убить пятьдесят, сто человек — и вечером пойти в театр".

Сталинский режим ведет себя крайне изощренно. Приговор сыну Ахматовой Льву Гумилеву вынесен в августе 1939-го. А в сентябре Ахматовой неожиданно разрешено написать заявление с просьбой о приеме в Союз писателей. И ее принимают. В мае 1940-го после шестнадцатилетнего запрета выходит ахматовский сборник "Из шести книг". Начинаются разговоры, что сына Ахматовой скоро освободят. По одной из легенд, дочь Сталина Светлана любила Ахматову. На заседании секции литературы Комитета по Сталинским премиям Алексей Толстой предлагает выдвинуть книгу Ахматовой на Сталинскую премию. Предложение поддержано членами секции.

Однако вместо премии появляется докладная записка управделами ЦК ВКП(б) Крупина секретарю ЦК Жданову. Крупин пишет: "Стихотворений о людях социализма в сборнике нет. Издатели не разобрались в стихах Ахматовой, которая сама дала такое замечание о своих стихах: "Когда б вы знали, из какого сора/ Растут стихи, не ведая стыда"".

На первой странице докладной Жданов оставит резолюцию: "Просто позор, когда появляются в свет такие, с позволения сказать, сборники. Как этот ахматовский "блуд с молитвой во славу Божию" мог появиться в свет?"

Вслед за этим следует Постановление секретариата ЦК ВКП(б) "О сборнике стихов А. А. Ахматовой". Руководящие работники, виновные в издании книги, получают выговор. Сборник изъят. Сын не освобожден. При этом год спустя, в самом начале блокады, Ахматова вывезена из Ленинграда в числе немногих писателей по личному распоряжению Сталина.

В 1942-м в "Правде" опубликовано знаменитое ахматовское стихотворение "Мужество". В 1943-м в Ташкенте, где Ахматова в эвакуации, выходит ее сборник "Избранное". В 1944-м заканчивается срок заключения ее сына. Он уходит на фронт добровольцем. В 1943 и 1944 годах, несмотря на войну, разгрому подвергаются Довженко, Зощенко, Федин, Асеев, Сельвинский. Ахматову не трогают. Она вернется в Ленинград. Ее сын дойдет до Берлина и вернется живым. В 1946-м вслед за сборником с 10-тысячным тиражом подписывается к печати еще один. Тираж — 100 тысяч.

А. А. Ахматова

Ахматова не выписывает газет. У нее нет радио. 20 августа 1946 года она зачем-то выходит из дома. Повсюду у заборов, у витрин сгрудившись стоят люди и друг у друга из-за плеча читают свеженаклеенные газеты. Ахматова говорит: "Я подумала — что-то случилось. Поднялась на цыпочки и вдруг из-за чужих спин и голов прочла свое имя". В газетах — текст постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград". В центре постановления два имени — Зощенко и Ахматова. Сталин лично правил текст. Слова "пошляки и подонки литературы" — это личная сталинская грубость. Им лично Зощенко и Ахматова названы "несоветскими писателями".

Вспоминает великая актриса Фаина Раневская, давний друг Анны Ахматовой: "Помню, как примчалась к ней после "постановления". В доме было пусто. Пунинская родня сбежала. Она молчала, я тоже не знала, что ей сказать. Она лежала с закрытыми глазами. Губы то синели, то белели. Лицо становилось багрово-красным и тут же белело. Хотела ее накормить. В доме не было ничего съестного. Я помчалась в лавку, купила что-то. Есть она отказалась. Мы обе молчали".