Николай письмо не прочитал, а переслал Александре Федоровне. Она прочитала и написала мужу: "Страшно возмущена письмом Николая (то есть великого князя). Он чувствует, что со мной считаются, и это невыносимо для него. Почему ты не сказал, что сошлешь его в Сибирь. Он — воплощение всего злого. Скверный он человек, внук еврея". Насчет "внука еврея" здесь надо уточнить. Во-первых, великий князь Николай Михайлович внук царя Николая I, а во-вторых, в данном случае мы получили представление о перле и алмазе из набора ругательств русской императрицы. Вслед за Николаем Михайловичем высказались великие князья Михаил Александрович, Георгий Михайлович, Александр Михайлович и Дмитрий Константинович. Все выразили недовольство положением дел в правительстве, вмешательством Распутина и Александры Федоровны.
Убийство Распутина в декабре 1916 года картины безвластия не изменило. Мимолетный восторг и оживление в связи с избавлением от Распутина, о необходимости которого так долго твердили все, к сплочению российской политической элиты не привели.
Николай центром сплочения быть не мог, да никого он уже и не интересовал. Даже в семье. В семье его потихоньку начали пренебрежительно называть "полковником".
7 января 1917 года председатель Государственной думы Михаил Родзянко получил аудиенцию у государя и сделал ему доклад о положении в стране:
"Ни для кого не секрет, что императрица помимо Вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом, неугодные ей быстро летят со своих мест. В стране растет ненависть к императрице. Для спасения Вашей семьи Вам, Ваше величество, необходимо отстранить императрицу от влияния на политику. Не заставляйте, чтобы народ выбирал между Вами и благом Родины".
Государь сжал руками голову, потом сказал: "Неужели я двадцать два года старался, чтобы было лучше, и двадцать два пода ошибался?"
Родзянко ответил: "Да, Ваше величество, двадцать два года Вы стояли на неправильном пути".
1917 год
Александр Керенский
1917 год. Самый главный и самый страшный год XX века в России, да и в мире. На него приходится две русских революции. Первая революция сделала Россию на девять месяцев — три четверти года — демократической, а вторая — на три четверти века большевистской. Отставка царя, Временное правительство, приезд из эмиграции и невероятная, дьявольская, роковая активность Ленина и Троцкого — или Троцкого и Ленина. И человек, который мог повернуть ход истории, но не повернул, — Александр Федорович Керенский.
2 марта 1917 года после полудня в поезде, стоящем на станции Псков, российский император Николай II пригласил к себе своего врача профессора Федорова и сказал ему: "В другое время я не задал бы вам подобного вопроса, но теперь момент очень серьезен, и я прошу ответить мне с полной ответственностью: будет ли мой сын жить и сможет ли он когда-нибудь царствовать?" "Ваше величество, — ответил доктор Федоров, — я должен признаться вам, что его императорское высочество наследник не доживет и до шестнадцати лет".
После этого разговора Николай принял решение об отречении за себя и за сына. Накануне, 1 марта, за отречение императора высказались командующие всех фронтов. Ранее, 27 февраля, государь попытался вернуться из Ставки в Царское Село.
Его поезд дошел до станции Дно. Дальше было некуда. Дальше его не пустили. Николай решил, что поедет в Псков.
2 марта в 10 часов вечера к Николаю в Псков из Петрограда приехали два депутата Государственной думы — Александр Иванович Гучков и Василий Витальевич Шульгин. Эти два человека были свидетелями того, как Николай писал и подписывал документ об отречении.
Во время беседы Николай держался спокойно и просто. По словам Шульгина, только выговор у государя был немножко чужой — гвардейский. Шульгин переживал, что явился к государю небритым, в пиджаке и в смятом воротничке. Шульгина можно было извинить. 2 марта шел четвертый день второй русской революции. Государь император толком не знал, не видел и не мог себе представить, что творилось эти четыре дня в столице его империи. В эти дни полного смятения наибольшую решительность проявил человек, которому весь последующий век будут вменять исключительно слабость и нерешительность. Этот человек Александр Федорович Керенский.
