Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 1. 1913-1933 - страница 150
Горький прибыл вместе со своей невесткой Надеждой Пешковой. Она в это время — предмет страсти будущего главы НКВД Генриха Ягоды. Солженицын пишет: "Она вся в коже. Черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги. Она и Горький — живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой".
Они посетили лазарет. Там персоналу выдали по случаю халаты. Потом Горького повезли на Секирную гору, где был страшнейший карцер. Пыточные устройства в карцере убрали. Поставили стол и положили газеты. Оставили несколько более-менее здорового вида заключенных. Они читали газеты, демонстративно держа их вверх ногами. Горький подошел к одному. Перевернул газету и вышел. Невестка Горького оставила запись: "С Секир-горы открывается изумительный вид на озеро. Тишина и удивительно красиво. Вечером слушали концерт".
В программе концерта силами соловецких заключенных прозвучала музыка Россини, Венявского, Рахманинова, Леанковалло.
Вспоминает академик Дмитрий Лихачев, в 1929 году соловецкий заключенный: "Я стоял в толпе перед бараком Трудколонии. Горький в бараке остался один на один с мальчиком лет четырнадцати, который вызвался рассказать писателю всю правду. С мальчиком Горький оставался не менее сорока минут. Когда вышел, плакал на виду у всех. Толпа заключенных ликовала: "Горький про все узнал. Мальчик ему все рассказал!""
В книге отзывов на следующий день Горький оставил запись: "Не хочется да и стыдно было бы впасть в шаблонные похвалы изумительной энергии людей, которые, являясь зоркими стражами революции, умеют быть смелыми творцами культуры".
23 июня 1929 года Горький уплыл. Едва отошел его пароход — мальчика расстреляли.
В то время, когда Горький садился на пароход, рядом в трехстах шагах работали заключенные, одетые в мешки. Командующий ими уголовник сумел скрыть их от глаз Горького. Уголовник скомандовал: "Стройся. Сомкни ряды. Плотнее. Садись на корточки. Садись, говорю, друг на друга". Образовалась плотная масса человеческих тел. Затем рявкнул матросам быстро принести брезент с парохода. Всех накрыли.
А. М. Горький на Соловках
Академик Лихачев пишет: "Горький стоял на палубе, балагурил и фамильярничал с лагерным начальством".
Вслед за Горьким на Соловки прибыла комиссия ГПУ, которая проверяла деятельность медперсонала. Зафиксировано: "Доктор Пелюхин одного неумершего отправил в могилу. Но покойник начал как бы вылезать из могилы. А санитары сказали ему: "Доктору лучше знать, жив ты или умер"".
Из воспоминаний академика Дмитрия Сергеевича Лихачева: "Власть оставила в стране лишь серое и безличное — то, что пряталось, или то, что приспосабливалось".
Еще в 1928 году к Михаилу Малькову приезжал из Казахстана брат Тимофей-малый, тот, что преподавал в техникуме. Тимофей тогда советовал бросить все хозяйство, покинуть деревню, уехать куда подальше и устроиться на работу в городе. Многие крестьяне именно так и поступали: уезжали глубже в Сибирь, иногда просто в тайгу. И Михаил Устинович, и его братья, с которыми он совместно вел хозяйство, знали об этом. Они и газеты читали, выписывали областную газету "Красный Курган". Сын Михаила Устиновича Виктор Мальков вспоминает: "На советы гостя наш отец ответил: "Куда я поеду с такой оравой?!"" Орава — это четыре сына, две дочери и жена, за работой так и не научившаяся читать и писать.
В один из последних дней декабря 1929 года вечером в дом к Малькову вошли двое мужчин с охотничьими ружьями и уселись за стол.
Все годы рядом с Мальковыми жила семья Татьяны Гасниковой с четырьмя детьми. Мальковские дети и гасниковские вместе росли, играли. В тот декабрьский вечер в здании местной школы было собрание. Приехал человек из района, объявил, что есть партийная разнарядка на раскулачивание. Все начали обсуждать деревенских мужиков, занесенных в список. Когда дошли до Малькова, комсомолец Семка Ежик крикнул: "Мы должны раскулачивать и выслать из деревни Малькова Михаила Устиновича". Предложение проголосовали единогласно. Старший сын Малькова Саша и дети Татьяны Гасниковой Гриша и Ваня во время собрания из любопытства подслушивали под дверью. Когда все стало ясно, Саша Мальков спросил приятеля: "Вань, значит, ваша мать тоже голосовала за выселение нас из деревни?"
