Ольга Давыдовна Каменева, жена председателя Моссовета Льва Борисовича Каменева, в столовой своей кремлевской квартиры разливает чай по узким фаянсовым чашкам с раструбом кверху. Чай в такие чашки не разливают. Они служат для шоколада. Но эти чашки достались Каменевым при дележе чужого имущества. На чашках тонкий золотой ободок и двуглавый орел. Ольга Давыдовна в черной юбке и белой батистовой кофточке. В это время она возглавляет Театральный отдел Наркомпроса. Она говорит: "Поэты, художники, музыканты не родятся, а делаются. Идея о прирожденном даре выдумана феодалами. Каждого рабочего можно сделать поэтом, каждую работницу — танцовщицей; главное — усидчивость".
А ведь Каменева могла бы стать хорошим зубным врачом, она по образованию стоматолог.
Все это о Каменевой вспоминает поэт и писатель Владислав Ходасевич. Она приглашала его не раз к себе домой. И Вячеслава Иванова, и Балтрушайтиса. Ей хотелось иметь у себя литературный салон времен Серебряного века. Она хотела меценатствовать непременно среди дореволюционных поэтов. Ей непременно хотелось соединить жизнь литературной и партийной богем. Но литературное сообщество уже не богемно, а голодно. Что касается партийной верхушки, то она действительно не могла отказаться от богемных замашек. Их эмигрантская жизнь долгие годы, по сути, была жизнью провинциальной богемы. Теперь они оказались в Кремле.
При Ходасевиче к Каменевой зашел по делу старый большевик, не сумевший сделать карьеры. У него был сын, который болел туберкулезом. Каменева спросила: "Как ваш мальчик?" "Плох, — ответил старый большевик. — Велели давать портвейну или коньяку с молоком — да где ж их достанешь. И не на что".
В Москве известно тогда было, что у Каменевых в изобилии вино и отборный коньяк.
Ольга Давыдовна сказала: "Бедный мальчик, я дам ему рису".
Она вышла из комнаты и вернулась с крошечным мешочком, граммов сто.
"Вот рис для вашего сына", — сказала Ольга Давыдовна. Отец больного мальчика взял мешочек, благодарил, низко кланялся, пятился к двери, ушел.
Неожиданно Каменева говорит Ходасевичу: "Вы знаете, наш сын Лютик иногда присутствует на самых важных совещаниях, и только удивляешься, до какой степени он знает людей! Сидит молча, слушает, а когда все уйдут, вдруг возьмет и скажет: "Папочка, мамочка, вы не верьте товарищу такому-то. Он в душе буржуй и предатель рабочего класса". И раза два выяснилось, что он был прав относительно старых, как будто самых испытанных коммунистов. Теперь обо всех, с кем приходится иметь дело, мы спрашиваем мнение Лютика". Лютику в это время лет тринадцать.
"А в прошлом году, — продолжает Каменева, — мы отпустили Лютика на Волгу с товарищем Раскольниковым. Так вот, Раскольников одел нашего Лютика в матросскую курточку, в матросскую шапочку. Даже башмаки как у матросов. Настоящий маленький матросик!"
Ходасевич пишет, что ему стало жутковато. Ведь только недавно таким же матросиком бегал другой мальчик, ровесник ее сына, цесаревич Алексей Романов, убитый по указанию Ленина и Свердлова.
Ольга Давыдовна неожиданно понимает, что ступила в капкан, не знает, как выбраться, и оттого произносит совсем уж неуместное: "Только бы Лютик был жив и здоров!"
Лютик плавал тогда, в 1918 году, с командующим флотилией Раскольниковым на бывшей царской яхте "Межень". На той же яхте была и жена Раскольникова, красавица, поэт и комиссар Лариса Рейснер. По воспоминаниям очевидца, Лариса Михайловна была в приподнятом настроении, расположилась в каюте императрицы и, узнав, что императрица алмазом нацарапала на оконном стекле свое имя, зачеркнула его и рядом нацарапала собственное. Тоже алмазом.
Когда Лариса Рейснер с Раскольниковым плыла на царской яхте по Волге в разгар боев с Колчаком, они не пропускали брошенные по берегам имения. И крестьянские дома. Рейснер посещала эти дома, выбирала подходящее из одежды и появлялась на митингах то в пышных платьях дам, то в нарядах крестьянских девушек. Она говорила: "Было бы лицемерием отказать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти". Фурор произвело ее появление в Петрограде на маскараде в Доме искусств. Рейснер обещала трем поэтам, что явится в платье по эскизу Бакста для балета "Карнавал". И она в нем явилась, несмотря на то что бесценное платье охранялось в Мариинке целой командой гардеробщиц и портных. В бархатной полумаске, волосы схвачены лиловой лентой, плечи точеные. Все расступаются.
