Неуверенно хмыкнув, Василий поднял с земли седло, осторожным шагом приблизился к каппадокийскому жеребцу, остановился перед ним, ласково провёл ладонью по морде, заглянул в налитые кровью глаза. Затем Васиной стал нашёптывать на ухо жеребцу нежные слова и между делом бережно положил ему на спину седло. Пока кофр ласками отвлекал внимание жеребца, табунщики затянули подпруги. Василий стал медленно двигаться вдоль шеи коня, поглаживая шелковистую шкуру, роясь пальцами в буйной гриве, и вдруг взлетел в седло.
Табунщики бросились врассыпную, жеребец взвился на дыбы, изо всех сил пытаясь сбросить со спины непривычную тяжесть, но Василий уже сидел крепко и так стискивал ногами бока каппадокийского красавца, что он не мог сделать грудью полный вдох.
Натянув поводья, Василий огрел жеребца плетью и погнал по кругу вдоль портиков, окаймлявших площадь, под испуганные крики зевак и восхищенные восклицания немногочисленных знатоков.
В тот предполуденный час на площади Амастриана было не меньше полутора сотен лошадей — покорных и строптивых, холёных и неприхотливых, тяжеловесных и грациозных, — но не было больше такого красавца, как этот каппадокиец, и потому все взоры были прикованы к безмолвному поединку вофра и необъезженного коня.
Выбрасывая из-под копыт комья грязи, скаля крепкие жёлтые зубы, жеребец носился по кругу, то неожиданно застывая как вкопанный, то срываясь с места в галоп, но, как ни пытался он сбросить вофра, ничего у него не получалось, так что пришлось смирить буйный норов и покориться умелому наезднику.
Измотав жеребца, Василий победно подскакал к табунщикам, спрыгнул на землю, погладил бок жеребца, снимая висевшую клочьями бурую пену.
— Эх, отдать бы такого красавца в хорошие руки, чтобы не испортить неумелым обращением, — вздохнул Флор.
— В моей конюшне твоим красавцам будет обеспечен прекрасный уход, — сказал протоспафарий. — Решайся, Фрол! За три литры отдашь?
— Ваше превосходительство... Ни у кого во всём городе таких лошадей нет. Прибавь хотя бы половину литры, — взмолился Флор, понимая, что второго такого покупателя ему не скоро удастся найти.
— Хорошо! Три с половиной литры! — сказал протоспафарий.
Он достал из седельной сумки увесистый кошель и вручил его Флору.
Весьма довольный, Флор высыпал на ладонь маслянисто блеснувшие золотые монеты, усмехнулся:
— Теперь вижу, что такой хозяин коней не испортит!
— Прикажи пригнать четвёрку ко мне домой. Регеон Арториан, дом протоспафария Феофилакта, неподалёку от церкви Святого Сампсона, — не отводя восхищенных глаз от лошадей, сказал Феофилакт. — И заодно отведите домой моего коня.
— Сейчас же и пригоним, — заверил Флор.
Затем протоспафарий дал старшине вофров номисму и негромко сказал:
— Отпусти одного молодца, чтобы он опробовал и остальных лошадей у меня на конюшне. Вот этого, который уже показал, на что способен...
Старшина вофров перечить не посмел.
— Василий, пойдёшь с господином...
Задрав голову к небу, Василий со значением поглядел на высоко стоявшее солнце, нерешительно хмыкнул.
Старшина понял, о чём его хотел попросить вофр, и милостиво дал согласие:
— После обеда можешь не приходить.
Едва Феофилакт с Василием вышли за ворота рынка, протоспафарий негромко спросил вофра:
— Ты согласился бы объездить эту четвёрку?
— Так ведь времени нет, ваше превосходительство, — сказал вофр. — Я целый день должен быть на торжище.
— У меня есть предложение: поступай ко мне служить.
— Кем, ваше превосходительство? — недоверчиво усмехнулся Василий.
— Возможно, конюхом. А возможно, и кем-то ещё... Служба разной бывает.
— Мне нравится быть вофром, ваше превосходительство, — осторожно возразил Василий.
— Моя служба тебе понравится больше.
— Ваше превосходительство, ради вашей прихоти я не могу рисковать своей должностью, — вздохнул Василий, и глаза его стали печальными. — Довольно я помыкался на подённой работе, хлебнул всякого... У меня в Городе — ни родни, ни благодетелей. Только тогда я стал себя уважать, когда по милости Бога стал вофром. И жалованье платят, и на Пасху подарки дают...
