Дивиатрикс ухватился за рукоять магического ножа и извлек его из своей груди: на его одеждах не осталось ни крови, ни прорехи. Друид поднял нож над головой и возгласил:
— Кха-поттам! Войди! Да пребудет Имя в клинке, да будет Оно хранимо богами Солнца и Луны, да перейдет оно к Избраннику, когда того пожелает Гулл! Возгласи, жрица, возгласи оставшуюся часть!
Как только друид извлек магическое оружие из своего тела, дух Потерявшего Имя вырвался из объятий богов и ринулся от звездных пределов вниз, к оставленной плоти. Последнее, что он видел, была фигура женщины в темной накидке. Женщина держала на коленях младенца, а в ее волосах играли мириады звездных вихрей и сполохи невиданного огня. Через мгновение юноша вновь обрел тело, и тело было цело, без малейших следов страшного обряда.
Кагата извивалась в двух локтях над полом склепа. Глаза старухи закатились, по подбородку текла желтая слюна.
— Имя!! — вновь возгласил верховный друид. — Во имя Корней и Кроны, закончи Имя!
— Ко!.. — вырвалось из захлебывающейся слюной глотки.
— Дальше! Говори, говори!
Но это было последнее, что успела выкрикнуть жрица. Влетевшая через верхнее отверстие стрела пробила морщинистую шею, и тело Кагаты рухнуло на пол безжизненным меховым кулем.
Нож в руках верховного друида вспыхнул голубоватым сполохом и погас. Дивиатрикс отступил куда-то за алтарь и пропал с глаз лежащего на нем юноши.
Потом по брошенным из отверстия веревкам вниз скользнули тени в рогатых шлемах, и началась резня.
Часть вторая
СТЕНЫ ТУРНА
С поля пустого, как саранча,
Сонмы врагов налетели на город.
Ранен король. Но кровь горяча —
Вновь он встает и противника гонит!
Чары развеял прославленный вождь,
Друг-леопард поспешил на подмогу,
Падает с неба огненный дождь…
Внимай, аквилонец, победному рогу!
Великий герой подарил людям свет:
Огненный смерч —
и волшбы больше нет!
Баллада о турнском сражении
Глава 5
КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА
Матерый волк уходил из-под конских копыт огромными прыжками. Его жилистое тело казалось сейчас серым клубком, стремительно катящимся среди высокой травы. Он был подобен камню, выпущенному из пращи: не разбирая дороги зверь ломился сквозь кусты, перепрыгивал через валуны, разбрызгивал мутные лесные лужи. Смерть дышала за спиной, смерть готова была впиться между лопаток арбалетной стрелой.
Всадник, гнавший зверя среди соснового леса, казалось, играл со своей добычей, как кот играет с мышью. Опытная каурая трехлетка отлично чуяла повадки хищника, упреждая броски в стороны, так что, в конце концов, волку осталось положиться только на быстроту своих лап.
Отпустив поводья, наездник наслаждался этой бешеной скачкой, в любой момент могущей окончиться роковым падением. В одной руке он сжимал опущенный вниз арбалет, другой держался за гриву лошади. Одет охотник был в потертую кожаную безрукавку, простые штаны и видавшие виды сапоги. За спиной, в ножнах, укреплен был меч, не слишком длинный, чтобы не мешать конной охоте.
Волк забирал к северу, к озерам, где в низинах, густо поросших тощими осинами, мог бы спастись. Даже днем там низко стелилась туманная дымка, а деревья росли достаточно густо, чтобы не позволить лошади охотника продолжать преследование. Среди местных жителей гулял слух, что даже звери лесные избегают этих топких гнилых мест, но сейчас для серого приозерные низины были столь же желанны, как свежее мясо зарезанного оленя.
Этот волк был одиночкой, из тех, кто не ходят в стае. Его крупное сильное тело покрывали шрамы, полученные в многочисленных схватках с сородичами, из которых он привык выходить победителем. Случалось ему одолевать и деревенских загонщиков, опрометчиво считавших своих тощих коров и овец единоличным достоянием. Волк был хозяином обширной территории: от самых предгорий до верховий реки, которую люди называли Ширкой. Он умел считать до трех и знал, что одолел людей больше, гораздо больше. Он убивал их не из-за голода: ему всегда хватало лесной дичи, а зимой — скота в кошарах. Зверь расправлялся с двуногими в честном бою и только когда на него нападали. Если бы он умел, то удивился бы, узнай, что крестьяне прозвали его волком-убийцей.
