Душа его алкала изгнанничества. Одна могучая мысль вытеснила все остальные: бежать. Даже в крайних обстоятельствах не подходивший к телефону, он телеграфировал в бюро путешествий, с которым имел дело: Благоволите распорядиться скорейшем рейс Вест-Индию, Ост-Индию, Африку, Индию, любое жаркое место, условия люкс, отдельная ванна, безусловно отдельная каюта верхней палубе, – после чего стал тревожно ожидать ответа. Полученный большой конверт содержал праздничного вида брошюры и записка с просьбой о дальнейших распоряжениях.
Мистер Пинфолд пришел в неистовство. Он знал одного из директоров фирмы. С другими, ему казалось он шапочно знаком. Потеряв голову от гнева, он ошибочно вообразил, что одна его знакомая дама вошла в правление, о чем он совсем недавно где-то прочел. Им всем, по домашним адресам, он направил ультимативную телеграмму: Благоволите разобраться безответственной небрежности вашей службы. Пинфолд.
Директор, которого он действительно знал, принял меры. В настоящий момент выбирать было не из чего. Мистеру Пинфолду повезло заказать билет на пароход первого класса «Калибан», через три дня уходивший на Цейлон.
На время ожидания мистер Пинфолд присмирел. Он периодически входил в коматозное состояние. В светлые промежутки его мучили боли.
Миссис Пинфолд, не боясь повториться, сказала.
– Милый, ты буквально напичкан наркотиками.
– Да, да. Это пилюли от ревматизма. Дрейк сказал, они очень сильные.
Обычно довольно ловкий, теперь мистер Пинфолд стал совершенный увалень. Он ронял вещи. Он не справлялся с пуговицами и шнурками, в вынужденных предотъездных письмах его почерк был неразборчив, а орфография, в которой он вообще был нетверд, совсем отбилась от рук.
Как-то, в минуту просветления, он сказал миссис Пинфолд: – Наверное, ты права. Как только выйдем в море, я откажусь от снотворного. В море у меня всегда хороший сон. И еще сокращусь с питьем. Когда кончатся эти чертовы боли, я сразу сяду за работу. Мне всегда работается в море. Вернусь с законченной книгой.
Эта решимость не оставляла его; через несколько дней начнется трезвая трудовая жизнь. Нужно как-то продержаться до нее. Очень скоро все наладится.
Миссис Пинфолд разделяла эти надежды. Ей хватало хозяйственных забот, которых еще прибавили возвращенные территории. Поехать она не могла. Она, впрочем, и не думала, что ее присутствие необходимо. Только бы муж добрался до парохода, а уж там все образуется.
Она помогала ему собраться. Сам он мог только, сидя на стуле, давать путаные указания. Нужно, говорил он, взять писчую бумагу, и побольше; также чернила: иностранные никуда не годятся. И ручки. Однажды он намучался в Нью-Йорке без перьев; спасибо, нашлась лавочка, поставлявшая канцелярские товары в суды. Все иностранцы, по его теперешнему убеждению, используют какое-то особое стило. Итак, ручки и перья. О гардеробе вообще не надо думать. Выбравшись из Европы, сказал мистер Пинфолд, на любом углу найдешь китайца, который за полдня сошьет костюм.
В то воскресное утро мистер Пинфолд не пошел к обедне. До полудня он пролежал в постели, потом спустился, прихромал к окну в гостиной и устремил взгляд в голый, ледяной парк, думая о приветливых тропиках. Потом он сказал: – Боже мой, Сундук идет.
– Спрячься.
– В библиотеке нетоплено.
– Я скажу, что тебе нездоровится.
– Не надо. Он мне нравится. Тем более, если ты скажешь, что я нездоров, он еще настроит на меня свой чертов Ящик.
Во время этого недолгого визита мистер Пинфолд был старательно приветлив.
– Вы скверно выглядете, Гилберт, – сказал Сундук.
– Да ничего страшного. Приступ ревматизма. Послезавтра утром отплываю на Цейлон.
– Что так срочно?
– Погода. Надо менять обстановку. Он опустился в кресло, а когда Сундук собрался уходить, с трудом выбрался из него.
– Не надо, не провожайте, – сказал Сундук. Миссис Пинфолд ушла с ним отвязывать собаку и, вернувшись, застала мистера Пинфолда в гневе.
– Я знаю, о чем вы там говорили.
– Правда? Он рассказывал про спор Фодлов с приходским советом насчет их права на проход.
– Ты дала ему мой волос для Ящика.
– Не глупи, Гилберт.
