А шиз смотрел себе вверх!..
– Есть одно дело, – сказал я ему. Ему бы сейчас из палаты уйти. Уйти – и ни в коем случае скоро не возвращаться (а там я быстро кликну Раю).
«Скоро» – это не передать. Но еще сложнее передать «не скоро». Слова оказались для моего соседа непосильными (и не имели жеста). Часов же ни у него, ни у меня не было. Счастливые часов не носят!
Шиз только невнятно улыбался. Не понимал – и украдкой посматривал в белый потолок. Боялся потерять там своего невидимого паучка. Боялся уйти из палаты.
Я за руку его отвел, ласково оттащил от магического угла и объяснил снова… Нет, он не выписывается сегодня из больницы. Нет, он не возвращается домой. Нет, нет, его никто сегодня дома не ждет. (Кому мы нужны!) Он – остается здесь… Эта кровать, эта палата и этот нравящийся ему угол потолка – остаются ему навсегда. Его собственность, его радость! Его, в конце концов, личный трофей за долгие горькие годы.
Он понимающе замычал. И, повернув лицо, вновь восхищенно уставился в тот угол. Там сходились вечные три линии – длина, ширина и высота. Чудо!
– Но ты должен уйти. Уйти. Уйти, – повторял я.
Я бился с полчаса, проклятый угол!
Перехватить «угловой» взгляд и отвлечь (взгляд на меня) удалось лишь случайно – яркой пачкой сигарет. Курить в палате нельзя, я только вынимал сигареты и снова прятал. Но в легком бешенстве (слишком долго втолковывал) я машинально мял, терзал эту пачку – и шиз вдруг прикипел к ней глазами.
Ага! Я тотчас усилил позицию!.. У шиза был здешний приятель – рыженький тощий шиз. Они с некоторых пор сидели за обеденным столом вместе. А то и прогуливались по коридору. Милейшее развлечение начинающих дружбу шизов: ходить по коридору парой и молчать.
– Да, да, да… твой приятель! Он самый. Рыженький! Ты уйдешь, – (жест в сторону двери!), – и вы оба побудете какое-то время вместе. Да, да, вам можно вместе пойти в курилку. Покурите там… Потом погуляете.
И я (показательно-поощрительно) дал ему сигарету. Мне думалось, что это весьма умно. Что это кстати. Но мне и присниться не мог бы дальнейший ход его логики!
Уйти он ушел, но тут же привел ко мне зачем-то своего рыжего. Может быть, двоих выставить проще?.. Однако нет – выяснилось, что теперь они оба меня не понимают. Оба не отрывали глаз от пачки с сигаретами, так что я (уже как-то вяло) выдал и рыженькому его сигарету. Мой, не зазевавшись, тоже себе прихватил.
Озленный, я высказался напрямую: «Парни. Мужики. Вам по тридцать-сорок лет. Ну что тут умного или сложного?.. Вы уже должны это понимать. Я хочу оттрахать медсестру…» Я объяснял, я опустился до жестов, при этом, возможно, я слишком резко взмахивал рукой. А в руке треклятая яркая пачка.
Я выпроводил их в дверь: «Вы должны уйти. Вы должны час-полтора быть где-то. В твоей, – (это я рыжему), – палате. Да, да, хоть в любой другой палате! У вас же есть приятели. Да, да, еще лучше – в курилке!» И я для урока сурово постучал костяшкой пальца по двери, которую запру.
Каша жизни в их головах вроде бы забурлила. Их лица просветлели. Про дверь оба поняли. Про курилку тоже. И вышли. И вскоре же вернулись с третьим идиотом, который, едва войдя, уставился на мою пачку с сигаретами.
Я завопил на них. Всех в шею! Вон! Вы должны уйти надолго!.. Я даже затопал ногами. Но в конце концов сдержал гнев. (Считал до тридцати. Считал до пятидесяти.) Еще разок терпеливейше я все объяснил – и дал им по новой сигарете. Мой сосед уже заработал три – куда он их складывал? Они прямо-таки исчезали. А это были хорошие сигареты. Дорогущие. Такие, конечно, не курю. Пачка была от Ани («Все твоя Анна!..»), вместе с бельем. Чтобы белье, домыслила вслух Рая, продымилось повкуснее.
– Понял, теперь-то понял! – заверил меня мой сосед.
И все трое, смекалистые, согласно закивали головами – поняли, теперь поняли! Мы поняли. Мы уходим… Ушли и, конечно, вернулись с четвертым.
Я рассмеялся, отдав им последнее. Этот четвертый шиз так кротко смотрел! Как ему не дать сигаретку!.. Я каждому выдал. Зато моему (вместо) я отдал, слегка злорадствуя, опустевшую пачку – мол, сам видишь, больше нет.
