— У нас? — растерянно переспросил инспектор. — Да-да, конечно, я понял. Десять тысяч, и у меня имеется кредитная карточка.
— Карточка нам ни к чему, а десять тысяч… — Гуров произвел подсчет в рублях. — Не густо, будем экономить.
Полковник позвонил в МУР своему бывшему подчиненному оперативнику и сказал:
— Здравствуй, Борис, Гуров беспокоит.
— Лев Иванович, здравствуйте, как здоровье?
— Спасибо, Боря, у тебя Станислав начальником?
— Так точно!
— У тебя сейчас ничего не горит? Скажи Станиславу, что я тебя попросил взаймы на пару часов. Мне нужно обменять пять тысяч немецких марок на рубли. А я не хочу светиться.
— Вы стали миллионером, Лев Иванович, поздравляю.
— А ты, Боря, стал болтуном. Переговоришь с начальником, будешь выезжать, позвони. — Гуров положил трубку, взглянул на Дитера, который сидел на диване, читал О. Генри и улыбался.
Сыщик открыл записную книжку, Орлов посоветовал связаться с Буничем, попросить помощи. На начальника городского управления генерал Орлов особых надежд не возлагал. Лев Ильич Бунич, который и живет-то в другом городе России и должности большой не занимает, вернее генерала. Кто такой Бунич? Биржевик и миллионер с личной охраной и огромными связями в центральной части России. У Бунича чистые руки, белый воротничок, но коррумпирован он на сто процентов, иначе никакой властью не обладал бы. Минувшей весной Гуров столкнулся с этим человеком, схватка была короткой, бескровной, закончилась вничью, но с моральным перевесом на стороне полковника, который уберег людей Бунича от рокового шага к наркотикам и спас от тюрьмы, а их хозяина от посещения прокуратуры. Звонить не хотелось, сыщик накручивал себя: значит, как обвинять Гурова в знакомстве с людьми не шибко чистоплотными, а то и с точно коррумпированными, кричите так, что генеральские погоны торчком становятся, а как помощь нужна, разговор иной. «Охолонись, Лева, — урезонил себя полковник. — Петр никогда тебя за агентурную работу не разносил и сегодня печется именно о твоем здоровье. Охолонись».
Он начал крутить телефонный диск. Очень быстро, минут за двадцать, удалось соединиться.
— Здравствуйте, — сказал Гуров, — попросите Льва Ильича, пожалуйста.
— Здравствуйте, Лев Ильич занят, — ответил интеллигентный мужской голос. — Оставьте ваш телефон.
Значит, личный секретарь у Бунича прежний, полковник силился вспомнить, как зовут, не вспомнил и сказал:
— Вы, господин секретарь, трубочку не вешайте, передайте: звонит тезка из Москвы, который ранней весной беседовал с вашим шефом.
— Минуточку, Лев Иванович, — ответил секретарь, — соединяю.
— Добрый день, Лев Иванович, — вмешался в разговор Бунич. — Как погода в Москве, как здоровье?
— Спасибо, Лев Ильич, — рассмеялся сыщик. — Как ваше здоровье, что с погодой?
— Осень, то дождь, то солнышко, постоянно в нашей жизни только повышение цен и падение рубля. Вашим вниманием польщен, но не обрадован. Опять стрельба, трупы, аресты?
— Цены и рубли вас не интересуют, оскорбления я пропускаю как беспочвенные. Вас лично и ваших людей, господин Бунич, я пальцем не тронул.
— Господин полковник, вы не считаете меня наивным?
— Наивность — свидетельство не глупости, а чистоты души. — Эту фразу сыщик где-то вычитал и часто употреблял.
— Спасибо за комплимент, перейдем к делу, — довольно резко сказал Бунич. — Вы не арестовали моих ребят с порошком в руках, не арестовали и считаете, что я вам должен. Так я с чистой душой заявляю: пошли вы к чертовой матери! Вы не арестовали близнят лишь потому, что вам было необходимо, чтобы груз проследовал до станции назначения, то есть до Рогового. И этот боров арестован, вы своего добились, поздравляю! Я вам ничего не должен! Хотите просить — просите, только не как долг, а как услугу от человека малознакомого.
— Малознакомый человек, если сумеете остыть и чуть поумнеть, перезвоните. В течение двух часов я дома. — Гуров положил трубку.
Дитер лежал на диване, так увлекся О. Генри, что забыл, где находится. Гуров взглянул на парня с раздражением и сказал:
— Я сейчас буду мыть пол, вытирать пыль, в общем, заниматься уборкой, — и саркастически добавил: — Помощи не прошу, ты от мытья посуды чуть в обморок не упал.
