Теперь по мостовым некогда тихого, скромного городка грохотали кареты, а его жители с гордостью заявляли: «Нет другой столицы, кроме Мадрида». В город хлынула аристократия, прежде обитавшая в Толедо. Недавние провинциалы быстро усвоили новую моду: мужчины начали завивать волосы и носить парики, пользоваться духами и пудрой, женщины сменили традиционные черные платья на разноцветные одежды. Хорошим тоном считалось наличие многочисленной прислуги и предметов роскоши. Мадрид быстро стал городом богатства и нищеты, господ и слуг.
Центром города была Большая улица, по которой можно проехать в королевский дворец. Она была самой оживленной и самой красивой и вскоре стала излюбленным местом прогулок знати: кавалеры и дамы бродили в тени крытых галерей, обрамлявших улицу с двух сторон, останавливались возле дорогих лавочек, где покупателям предлагались роскошные ткани, золоченое и чеканное оружие, заморские украшения и ковры.
Паола Альманса долгое время не подозревала о существовании Большой улицы и ее соблазнов. Ей исполнилось семнадцать лет, и она привыкла носить скромное темное платье и грубоватые башмаки. Волосы расчесывала на прямой пробор и заплетала в косу, которую перевивала узкой черной лентой и заворачивала в ткань, закрепляя ее на макушке. Такой головной убор считался традиционным, и Паола не обращала внимания на то, что многие сеньориты заменяют его покрывалом из тонкой прозрачной ткани, которое удерживалось обручем, усыпанным драгоценными камнями. Отец так часто внушал ей мысли о скромном и благочестивом образе жизни, что она не задумывалась о том, что можно существовать как-то иначе.
Однако скорее небо упадет на землю, чем девушка – не важно, красива она или нет, – рано или поздно не заинтересуется нарядами. Пришло время – и Паола прозрела.
Девушка заметила, что на улице и даже в церкви кавалеры и дамы обмениваются взглядами, что порой тот или иной кабальеро передает приглянувшейся сеньорите записку или даже заводит с ней беседу, приблизившись к дверце ее экипажа. Паола не ездила в карете, но часто бывала в церкви, причем без сопровождения, поскольку у нее не было горничной. Несмотря на это, никто никогда не глядел в ее сторону. Не то чтобы она желала с кем-либо познакомиться или страстно мечтала о любви, но все-таки это казалось немного странным.
Армандо Диас считал свою дочь самостоятельной девушкой; в его отсутствие она распоряжалась расходами, и он не спрашивал у нее отчета.
При этом Паола не знала, бедно или богато они живут. В доме никогда не было дорогих, а тем более роскошных вещей. Однако они хорошо питались, отец не жалел денег на книги, а в храме всегда щедро подавал милостыню. Армандо ни в чем ей не отказывал, но она не привыкла просить. И все же на этот раз Паола нашла в себе силы сказать:
– Отец! Я бы хотела купить себе новую одежду. Мне кажется, что в этом платье я похожа на ворону.
Армандо вздрогнул и с горечью посмотрел на Паолу. Она была прекрасна, ослепительна, как солнце или яркая звезда. Роковой миг наступил. Никакая, даже самая убогая одежда не могла спрятать ее красоту. Запреты уничтожат доверие Паолы, доверие, которого он сумел добиться лишь спустя много лет. Оставалось смириться и уповать на милосердие Бога.
Инквизитор опустил глаза и произнес:
– Ты можешь купить все, что хочешь. Я также думаю, что тебе пора обзавестись горничной.
Паола удивилась.
– Горничной? Зачем? Я привыкла все делать сама. Я не хочу, чтобы в нашем доме жили чужие люди.
– Девушке твоего возраста неприлично появляться в общественных местах без сопровождения.
Паола лукаво улыбнулась.
– Вы боитесь, что меня украдут? Я не хожу никуда, кроме церкви и рынка.
Армандо невольно испытал облегчение. Он тоже был против того, чтобы в доме после стольких лет уединенной и тихой жизни появился кто-то посторонний. И все же тревога не отпускала его душу.
Девушка поблагодарила отца, взяла деньги и отправилась выбирать наряды. У нее не было никакого опыта, однако помог врожденный вкус, унаследованный от матери. К тому же Паола долго наблюдала за другими сеньоритами и интуитивно угадывала, к мнению каких торговцев стоит прислушаться.
