Не веря своему счастью, Никита буквально побежал со мной на военную кафедру. Нашли начальника, изложили суть дела. Я сказал, что готов служить, чтобы не ломать научную карьеру моего друга.
Полковник, начальник кафедры, был удивлен, но, подумав немного, сказал:
— Подождите, сейчас разберемся.
Он вышел минут на 15, куда-то, видимо, звонил и вернувшись, сказал:
— Все решено. Должен идти служить Томилин, а Вы, Соколов, свободны…
Можно себе представить горе моего друга и мое непонимание ситуации, ибо никто за меня не просил, тем более, что я и не желал другого варианта, как служба, которая освобождала меня от распределения.
А распределение у меня было в супер закрытый научноисследовательский институт. Тут уж прощай все мечты о смене профессии, а так как институт был такой секретный, что всякий, контакт, переписка с Францией и надежда хоть когда-нибудь поехать в страну моей мечты была бы навсегда закрыта. (По подписке, которую давали в этом институте, даже после ухода с работы, нельзя было контактировать с иностранцами то ли 10, то ли 15 лет, не помню, но что безумно долго — абсолютно точно)
Но тут как всегда в дело вмешался случай. Тогда в нашем городе жил энтузиаст парусного флота Рудольф Андреевич Пожогин. Он сумел уговорить Петроградский обком партии и райком комсомола создать молодежный клуб (официально клуб для «трудных подростков», т. е. в основном для исправления стоящих на учете в милиции ребят). На самом деле это был просто молодежный клуб, целью которого была постройка кораблей Петровской эпохи. Клуб, хотя и на «птичьих правах», был создан на Крестовском острове и при поддержке киностудии, заинтересованной в старинных кораблях, Пожогин стал создавать (а точнее перестраивать из старых деревянных баркасов) два судна в стиле конца XVII — начала XVIII вв. Денег на это дело выделили сущие копейки, но энтузиазма и бешеной энергии у Пожогина было выше головы. В грязи, почти голыми руками он с молодыми ребятами и несколькими взрослыми энтузиастами строил корабли Петровской эпохи.
«Флот», можно сказать, худо-бедно создавался, но исторической «армии» у Пожогина не было. Нас познакомили. Узнав о моих наклонностях и существовании целой военно-исторической организации под моим началом, он предложил мне перейти к нему на работу, чтобы к построенным в будущем кораблям добавить отряд морской пехоты в униформе XVIII в. Я согласился при условии, что меня освободят от «распределения». Партийным властям это оказалось совсем не трудно, и вот я стал работать в клубе по организации молодежи в военно-исторический отряд, куда тут же вступили некоторые из моих «имперцев».
Дело шло очень тяжело, приходилось работать почти без выходных, с раннего утра до позднего вечера. Зато работа в клубе дала мне формальный повод для того, чтобы получить историческое образование. Ведь, согласно советским законам, можно было получить второе высшее образование только в том случае, если была такая производственная необходимость. Теперь такая «производственная необходимость» была — ведь я работал в историческом клубе!
Так летом 1979 г., едва закончив Политех, я поступил на вечернее отделение Ленинградского Государственного Университета. Поступать на исторический факультет после шести лет высшего образования в сложнейшем техническом ВУЗе, даже не имея толком времени на подготовку было не очень тяжело. Я был не «желторотым» десятиклассником, а человеком, прошедшим огонь и воду сложнейших экзаменов, да и за время, проведенное в Политехе, я за счет самообразования получил широчайший исторический кругозор… Что же касается экзаменов по иностранному языку, я конечно выбрал не английский, который по идее должен был бы сдавать, а французский. Войдя в экзаменационную аудиторию, я просто с ходу стал разговаривать с преподавателем по-французски. Это, как я позже выяснил, был профессор, зав. кафедры Романской филологии. Беседа получилось такой, что этот почтенный ученый, после завершения экзамена пригласил меня к себе домой на чашечку кофе и подарил хорошую книгу по истории Франции… Разумеется, оценка за экзамен была высшей.
