— Герр Перуэй, это правда, что вам пришлось прокатиться на галере Его Величества?
— Было такое, — без улыбки ответил Первей, помедлив. — Судебная ошибка, обычное дело для славного Датского королевства.
— Бывает, — кивнул капитан, без малейшего сочувствия — просто принял к сведению. — Однако я это к чему… Стало быть, в случае чего я могу рассчитывать на вас если и не на весле, то по крайней мере на откачке? И на вашего человечка, само собой.
Они встретились глазами.
— Я не могу указывать их сиятельству, слишком важная птица. Однако любой матрос, то и дело клянущий: «черти бы это всё взяли», ходил бы у меня с разбитым носом, и при первом удобном случае я бы скинул его на берег без расчёта. Море не любит проклинателей, герр Перуэй.
Капитан помолчал.
— Нюхом чую, буря надвигается неслабая.
— Да, герр капитан, — медленно ответил рыцарь. — В случае чего, вы можете рассчитывать на меня, как вам покажется удобнее. Более того, рискну предположить — и на их сиятельство тоже. Жить хочется всем, мастер Ханссен.
Капитан снова кивнул, принимая к сведению.
— Эй, тюлени! — зычно заорал он, обернувшись к корме. — А ну, работать всем! Кладём мачту, живо!
* * *
Волны лезли на палубу остервенело, как пираты на абордаж, пенные потоки не успевали уходить в клюзы фальшборта, и оттого судно выглядело уже практически затонувшим. Рокот барабана был не слышен за воем ветра и тяжкими ударами волн, однако вёсла всё так же равномерно и слаженно врезались в воду, из чего можно было заключить — команда галеры продолжает упорно бороться за жизнь, держа корабль носом против ветра. Достаточно одной хорошей волне ударить в борт, и всё, подумал Первей…
«Родная?»
Пауза.
«Не бойся ничего. На сей раз все будут живы»
«Думаешь?»
«Просто знаю»
— Не спать, не спать!!! — голос капитана Ханссена был подобен гласу иерихонской трубы. Сам капитан вместе с кормщиком, настоящим седым викингом двухметрового роста, орудовал парой здоровенных рулевых вёсел, стоя на крыше кормовой пристройки, служившей одновременно рулевой площадкой, и как их обоих до сих пор не убило ударом рукояти, для рыцаря оставалось загадкой.
Первей выплеснул очередное кожаное ведро и сунул его вниз, принимая следующее. Чуть ниже стоял господин посланник, одетый в мокрые штаны и ботфорты, а также роскошный парчовый жилет прямо на голое тело. У самого трюмного люка торчал, раскорячась, Патрик, принимающий вёдра из трюма. Живая цепочка работала молча и слаженно, и даже их сиятельство воздерживался на сей раз от проклятий — не тот момент, чтобы призывать на свою голову силы ада.
— Быстрей, быстрей!!!
Живую цепочку водооткачки венчал герр Перуэй, торча по пояс из вентиляционного люка кормовой надстройки — пожалуй, единственного места на корабле, которое не захлёстывали бешеные волны. Кожаный ремень, которым рыцарь был привязан за пояс к лестнице, не позволял ему вылететь вслед за выплёскиваемой водой при особенно сильных ударах волны, и этим весь доступный комфорт ограничивался. Баранья кацавейка, невесть откуда взявшаяся, была пропитана водой и потом насквозь, и неизвестно ещё, чем больше. Что касается сапог, то вода там уже не хлюпала, поскольку стояла вровень с краем, причём малейшая убыль немедленно пополнялась с каждым новым ведром. Ещё бы скинуть мокрые штаны, подумал мельком рыцарь, как заведённый принимая полные посудины, и было бы можно какое-то время жить… Экая мерзость, мокрые штаны… Нет, нельзя, неприлично размахивать гениталиями перед самым носом у их сиятельства, это может быть расценено как оскорбление…
«Родная, не подскажешь, как скоро закончится это светопреставление?»
«Не скоро, только завтра к полудню»
«Ты не представляешь, как я обрадован. Завтра к полудню, это ж пустяки. Вот ежели б на недельку такая буря…»
«Потерпи, родной мой. Ну нет иного выхода. Только терпеть»
— Шевелитесь, шевелитесь!!!
Особо могучая волна, захлестнув нос, с радостным гулом пронеслась по палубе и с силой ударила в кормовую пристройку, однако окошки оказались закрыты крепкими ставнями, и толстая дубовая дверь, удерживаемая пружиной, тоже не поддалась. Первею даже почудилось разочарованное шипение в голосе схлынувшего потока — эх, не удалось… Язычок пламени в масляной лампе, привинченной к стене, заколебался было, но не погас и разгорелся вновь.
