Потом был короткий переход через узкий пролив до Копенхавна, где на галеру погрузили припасы и грузы, и наконец, уже ближе к вечеру, на палубу взошёл посол со свитой — но обо всём этом кандальники, запертые в тесноте трюма, могли догадываться лишь по звукам, доносящимся с палубы. Застучал барабан, гребцы налегли на вёсла, и судно двинулось в путь.
Галера шла на вёслах целые сутки, гребли поодиночке, меняясь каждые два часа. Как только миновали мыс Гренен, команда подняла парус, и барабан умолк. Вовремя — непривычный к таким упражнениям рыцарь уже опасался сорвать спину. Гребцы повалились на скамьи и друг на друга, и некоторое время блаженно отдыхали, не обращая внимания на вонь и духоту в тесном промозглом трюме, освещаемом только через две вентиляционные решётки да масляным фонарём надсмотрщика, заросшего бородой по самые глаза зверовидного мужика с ручищами толщиной в ногу нормального человека.
Кормили гребцов, к вящему удивлению Первея, вполне неплохо — каша с постным маслом, жирная немецкая сельдь, вода же была лишь на корме, в бочке, и кандальников обносил ею худенький мальчонка-заморыш, неизвестно за какие грехи попавший на каторгу. Что касается естественных надобностей, то эту проблему каждый решал самостоятельно — точнее, просто ходил под себя.
Ветер всё крепчал и крепчал, галеру раскачивало, в закрытые клапанами из тюленьей кожи уключины вёсел то и дело струйками пробивалась вода.
«Родная, отзовись»
«Да, рыцарь»
«Эта галера не разделит судьбу той люгги?»
Молчание. Долгая, долгая пауза.
«Нет, мой милый. Нет. Потому что это было бы несправедливо»
* * *
Сон никак не шёл. Рядом вовсю храпел напарник, с которым Первею выпало ворочать одно весло, и спать «валетом» на этой тесной скамье. Плюс страшная промозглая вонь, наполнявшая трюм. Как люди могут жить в таких условиях месяцами, годами? Обычно на галеры судья посылает кого на семь, кого на десять лет, но десять лет, наверное, не выдержал ещё никто…
Первей и не заметил, как сон наконец снизошёл к измученному каторжнику.
«Родная, ты где?»
«Здравствуй, мой милый. Я как раз собиралась побеспокоить тебя»
«Получено новое задание?»
«Да нет, хватит с тебя пока и этого. Вот какое дело… Ты должен выучить английский язык, и ещё кельтский»
«Какой-какой?»
«В Ирландии, да и в Шотландии отчасти до сих пор говорят на этом древнем языке»
«Ты не находишь, что условия для занятий языками тут несколько… гм… необычны?»
«Отговорки для лентяев. Учиться можно где угодно и когда угодно. Пусть они дрыхнут, а ты не теряй времени даром»
«Я правильно понял, ты собираешься обучить меня сразу двум языкам за три оставшиеся дня?»
«Дня и ночи. Ты будешь учиться во сне. Не бойся, всё получится!»
* * *
— … Вставайте, крысюки! А ну встать! Шевелись, шевелись, дьявольское отродье!
Свист бича, стоны и проклятья. Первей поднялся со скамьи, где они спали в обнимку с напарником, не дожидаясь удара бича. Напарник, молодой парень, пойманный на воровстве, замешкался и сейчас с шипением и сдавленными проклятиями потирал бок.
Застучал барабан, гребцы налегли на вёсла. Качка уменьшилась, галера явно входила в порт. Всё как по нотам, Голос оказалась права.
«Внимание, рыцарь. Сейчас напрягись. Тебя должен увидеть датский посланник»
«Как это возможно? Я в кандалах, в трюме, а он…»
Короткий смешок.
«А ты пошли наверх надсмотрщика. Этого зверя заморочить — раз плюнуть, у него почти нет мозгов»
«А дальше? Или посланника тоже заморочить?»
«Нет, посланника нельзя, он же должен работать головой, это сразу заметят. Но ты его заинтересуешь чрезвычайно»
«Чем это? Ароматом?»
Короткий смешок.
«Не придуривайся. Ты сообщишь ему очень любопытные сведения»
«Какие?»
«Вот слушай…»
* * *
— Нет, я не могу вас понять, герр Перуэй. Сидеть в холодном, вонючем трюме с этим сбродом и таить ото всех такие сведения. Почему вы не объявились сразу?
— Я не был уверен, что это заинтересует вас, ваше сиятельство.
— Ха! Не были уверены… А вообще-то, как вы оказались в кандалах?
— Как пират-люггер, ваше сиятельство.
— И не могли объяснить?..
— Мне нечего было сказать в своё оправдание, ваше сиятельство. Я действительно попал в пределы Датского королевства на пиратской люгге, у меня просто не было другого выхода. Больше ни одна сволочь не соглашалась выйти из Ревеля в такую погоду.
