Вместо ответа рыцарь отставил стакан и протянул к ней руки. И снова вдыхал её запах, целуя и в губы, и в глаза, и куда попало. Она отвечала жадно и бесстыдно, и вдруг Первей ощутил под своей рукой упругую грудь. Орудие рыцаря враз пришло в боевую готовность, благо накинутый плед не стеснял движений. Её пальцы уже распускали шнуровку платья…
Она вдруг издала короткий смешок.
— Между прочим, ты обещал мне помочь, хотя бы в первый раз.
— Воспитанная девушка раздевается сама, не дожидаясь, когда её об этом попросят.
Эльвира фыркнула.
— Только, пожалуйста, не ори, как я тогда: «раздевайся!!!»
Он засмеялся первый, и она ответила ему глубоким грудным смехом, и ещё спустя пару секунд они валились друг на друга от хохота. Всё напряжение, накопленное за эти годы, весь ужас и все невзгоды — всё улетало прочь… Орудие Первея ослабло было — смех гасит желание — но Эльвира уже брала его руки, ладошками прижимая к своей голой груди.
— Вот те самые титьки…
И дальнейшее рыцарь осознавал уже смутно…
* * *
Огонь в камине угас, и только россыпь углей светилась, точно сказочные рубины. В таком свете уже совершенно невозможно угадать выражение лица, и только багровые отблески играли в глазах, казавшихся теперь абсолютно чёрными.
Эльвира лежала, приподнявшись на локте, и гладила, гладила Первея по лицу, по волосам…
— Всё позади, мой милый. Всё теперь позади.
— Нет, родная. Всё у нас ещё впереди.
Долгий, тягучий поцелуй.
— Ты хочешь что-то сказать, мой милый? Говори, не стесняйся.
Первей вообще-то не хотел, но какой-то бесёнок уже тянул его за язык.
— Слушай, ты чего такая рыжая-то, фрекен Эльвира? Рыжую я не заказывал…
Она ещё возмущённо пыталась вырваться, но из глубины груди уже рвался смех.
— Нет, это немыслимо… Ты совершенно невозможен!
