Через некоторое время секретарша кивнула Эвартсу на дверь в конце холла, и Эвартс робко открыл ее. Кабинет оказался несколько меньше холла. Он был темнее, солиднее и производил еще более внушительное впечатление. Но и сюда доносилась музыка с катка. За старинным письменным столом сидел человек. Он встал, как только Эвартс вошел.
— Добро пожаловать, Эвартс! — закричал он.— Добро пожаловать в агентство Хаусера. У вас, говорят, горячий товарец, а Битси мне сказал, будто вы рассорились с Трейси Мэрчисоном. Хоть я и не читал вашей пьесы, но что годится для Трейси, годится и для меня, и для Сэма Фарли также. У меня есть для вас режиссер, есть звезда, есть театр, и я берусь схлопотать вам контракт. Сто тысяч на бочку и до четырехсот тысяч в случае успеха. Да вы садитесь!
После каждого предложения мистер Левитт шумно и задумчиво причмокивал, как гурман — то ли у него с зубами не ладилось, то ли он в самом деле что-то жевал. Должно быть, жевал, потому что кое-где вокруг рта у него виднелись крошки. Впрочем, может быть, дело было все же в зубах, потому что причмокивание не прекращалось до конца их беседы. Мистер Левитт был весь увешан золотом. У него было несколько золотых перстней, золотой браслет, золотые часы на руке и тяжелый золотой портсигар с драгоценными камнями. Портсигар был пуст, и в продолжение разговора Эвартс угощал его своими сигаретами.
— Ну вот, Эвартс, — кричал мистер Левитт, — вы себе возвращайтесь в гостиницу и ни о чем не думайте! Чарли Левитт берет все на себя! Я хочу, чтобы вы мне обещали не волноваться. Насколько мне известно, вы подписали договор с Мэрчисоном. Я объявлю этот договор аннулированным и недействительным, и мой адвокат объявит его аннулированным и недействительным, а если Мэрчисон начнет оспаривать, мы его потащим в суд, и судья объявит ваш договор аннулированным и недействительным. Впрочем, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, — сказал он, понижая голос, — я попросил бы вас подписать вот эти бумаги, в которых вы уполномочиваете меня действовать от вашего имени.
Он протянул Эвартсу какие-то бумаги и золотую самопишущую ручку.
— Вы только подпишите эти бумажки, — голос его на этот раз звучал печально,—и у вас в кармане четыреста тысяч долларов. Писатели! — воскликнул он. — Счастливый народ — писатели!
Как только Эвартс подписал бумаги, мистер Левитт снова принялся кричать:
— Режиссер, которого я вам раздобыл, — Сэм Фарли! Звезда — Сьюзен Хьюит! Сэм Фарли — это брат Тома Фарли! Он женат на Клариссе Дуглас и приходится дядюшкой Джорджу Хауленду! Пэт Леви — его шурин, а Митч Кабейбиан и Хауи Браун — тоже его родня по материнской линии, ведь его мать — Лотти Мейз! Это очень дружная семья. Теплый народ! Когда вашу пьесу повезут обкатывать в Уилмингтон, Сэм Фарли, Том Фарли, Кларисса Дуглас, Джордж Хауленд, Пэт Леви, Митч Кабейбиан и Хауи Браун все как один засядут в гостинице и напишут вам третье действие. Когда пьеса поедет в Балтимор, Сэм Фарли, Том Фарли, Кларисса Дуглас, Джордж Хауленд, Пэт Леви, Митч Кабейбиан и Хауи Браун, они все подымутся и поедут в Балтимор. А когда ваша пьеса пойдет на Бродвее, в шикарной постановке, кто, по-вашему, сядет в первый ряд, кто будет отчаянно хлопать?
Тут мистер Левитт сорвал себе голос и перешел на хриплый шепот:
— Сэм Фарли, Том Фарли, Джордж Хауленд, Кларисса Дуглас, Пэт Леви, Митч Кабейбиан и Хауи Браун.
Он откашлялся и снова закричал:
— Теперь вот о чем я вас попрошу: идите к себе в гостиницу и веселитесь как следует. Я вам позвоню завтра и сообщу, когда Сэм Фарли и Сьюзен Хьюит могут встретиться с вами, и еще позвоню сейчас в Голливуд и скажу Максу Рейберну, что мы согласны дать ему вещь за сто тысяч с потолком в четыреста тысяч, и ни на йоту меньше!
Он потрепал Эвартса по плечу и направил его к двери.
— Смотрите же, Эвартс, веселитесь вовсю!
Секретарша жевала бутерброд. Она поманила Эвартса к себе.
— Хотите рискнуть на новый «бьюик» с откидным верхом? — спросила она шепотом. — Билет стоит всего десять центов.
— Ах нет, спасибо, — ответил Эвартс.
— Может быть, вас интересуют свежие яйца? — спросила она. — Я их привожу сюда из Нью-Джерси каждое утро.
