На поверхности океана легкими складками вздыбливались волны. Будто кто-то потянул за край шелковой бирюзовой скатерти, и ткань сморщилась, мягко сползая к краю стола...
У горизонта океан сливался с небом.
И даже белая громада научно-исследовательского судна казалась крошечной точкой в этом безбрежном просторе.
А внизу было тихо.
Плотная толща воды окутывала шар подводного батискафа, сдавливала мощной рукой, стремилась расплющить тех, кто непрошено вторгался в царство Нептуна.
Сюда не проникал свет. Лишь мощный луч прожектора рассекал непроглядную темноту.
Алексей потер виски.
Его напарник кубинец Мигель перегнулся через его плечо, глянул на показания приборов и присвистнул:
— Алексис, комрад, не пора ли на свет Божий? Наша подруга решила нас измотать окончательно...
— Посмотрим, кто кого, — процедил Алексей.
От напряженного вглядывания в огромный круглый иллюминатор глаза его покраснели и начали слезиться.
Вырваться бы сейчас из тесной наблюдательной кабинки туда, в глубинный простор, расправить затекшие ноги, нырнуть и столкнуться лицом к лицу с какой-нибудь пучеглазой красоткой с хвостом и плавниками...
Но увы! Та, кого они так стремились увидеть, не какая-нибудь безобидная крошечка. И давление на таких глубинах, которые она выбрала для того, чтобы надежнее спрятаться от любопытных людских глаз, человеку, даже самому тренированному, выдержать не под силу...
Уже две недели они караулят эту красавицу, лишь изредка поднимаясь на поверхность, чтобы пополнить запасы пищи и воды.
Местные рыбаки передали сообщение, что видели необычайно крупный экземпляр, уверяли, что чуть не поймали диковинку в сети, но она вырвалась, «хвостом вильнула и ушла в глубокое море...».
— Я думаю, парни ошиблись, — в который раз начал Мигель. — Приняли рому да и спутали плавники с лапами... Чего с пьяных глаз не примерещится!
Ему смертельно хотелось затянуться сигарой, во рту даже чувствовался ее сладковатый терпкий привкус. И пожалуй, он тоже с удовольствием глотнул бы рому...
Но его напарник по подводной вахте фанатично продолжал вести наблюдение.
— Алексис, — позвал Мигель, — кажется, мы зря время теряем. Ну подумай, ведь ни разу не зафиксировали экземпляр крупнее метра шестидесяти. Да и все они давно окольцованы... Откуда возьмется двухметровая?
— От верблюда, — процедил Алексей.
Мигель со вздохом потянулся, насколько позволяло тесное пространство батискафа, и опять скрючился на своем месте.
Он уже мысленно посылал всяческие проклятия неугомонной мисс Латимер, которую угораздило впервые обнаружить это редчайшее чудовище и в честь которой его нарекли латимерией.
И вот уже полвека, как все ихтиологи мира словно с ума посходили. А ведь это чудище и рыбой-то назвать можно только с большой натяжкой.
Латимерию отнесли к целакантообразным группы кистеперых, но Мигель считал, что с крокодилом у нее гораздо больше сходства. По крайней мере, короткие кривые лапы, которыми она неуклюже перебирает, когда выползает на сушу. И дышит воздухом, тяжело вздымая бока, покрытые жесткими крупными пластинами чешуи...
Нет, конечно, хорошо бы отловить неизвестный, особо крупный экземплярчик и занести свое имя в анналы... удостоиться упоминания в чьем-нибудь научном докладе...
Вот только вряд ли... Эта доисторическая образина выжила в неизменном виде, невзирая на торжество эволюции. И их всех она тоже переживет.
