— Я не ожидал ничего другого от Дельгато… — холодно сказал он, — и не хотел ничего другого, кроме того, что получил. До тех пор, пока твое тело доставляет мне удовольствие, я буду терпелив, и меня не волнует, любишь ты меня или ненавидишь. — Недобрая улыбка появилась на его губах. — А что до того, что я животное… Будь довольна тем, что я не показал тебе, какими бывают настоящая грубость и жестокость. Но попробуй рассердить меня еще раз, и я обещаю тебе, что сегодняшняя ночь покажется тебе раем.
Габриэль встал и, небрежно подвязав поясом шелковый халат, молча вышел из комнаты.
Мария долго смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь. Ей некого было винить в том, что произошло, она собственными руками разорвала тонкую нить, чудом связавшую их той первой ночью. Слезы неудержимо покатились по ее щекам и, уткнувшись головой в подушку, она горько зарыдала. Время шло, уже начинало светать, а Мария никак не могла найти выход из той ловушки, куда сама себя загнала. Проклятая фамильная гордость! Она не позволяла ей даже думать о том, чтобы пойти ему навстречу. Мария с ужасом вспоминала его слова о данной самому себе клятве никогда не позволять Дельгато одерживать над ним верх и о том, что он способен убить, чтобы только сдержать данное слово. Не удивительно, что он так обошелся с ней сегодня, поражало другое, почему он был столь нежен и терпелив в ту первую ночь. Разве может один и тот же человек быть таким разным?
Почему все это так волнует ее? Неужели она влюблена в Габриэля Ланкастера? Или ей просто приятны ласки опытного мужчины? Обе мысли показались ей отвратительными. Но если это так, почему она печалится, почему ей так грустно после его ухода, почему снова хочется увидеть его?
Мария заставила себя подняться с постели и вытереть слезы. Она ненавидит его? Да! Ненавидит! За все, что он сделал, за то, что он принадлежит к мерзкому роду Ланкастеров. Мария даже была рада, что сегодня ночью узнала его с самой отвратительной стороны — во всяком случае у нее больше не будет иллюзий; теперь ей известно, что за радушной улыбкой и смеющимися глазами скрывается звериная натура. Больше она не попадется на эту удочку!
Возможно, Мария не была бы столь категорична, если бы знала, что происходит в это время в душе Габриэля. Он так же, как и она, был шокирован происшедшим и пытался разобраться и понять, почему же все случилось именно так. Ему было стыдно за свою грубость, но он не мог отрицать, что испытал громадное наслаждение. Может быть, он такой же похотливый и мерзкий тип, как дю Буа, которому наплевать на то, что чувствует женщина рядом с ним?
Габриэль бесцельно слонялся по дому. Он действительно не хотел обижать Марию. Да, он мечтал о мести, и в его воображении она всегда была связана с насилием и унижением. Но лишь в воображении!
Он вышел во внутренний дворик; черный бархат ночного неба над его головой был усеян россыпями сверкающих бриллиантов, и терпкий запах тропической ночи, напоенный тысячами ароматов, кружил голову. Погруженный в свои мрачные мысли, Габриэль ничего не замечал вокруг.
Что в Марии такого, что при ней он забывает обо всем? Ему не нравится, как развиваются их отношения, и в дальнейшем он не собирается ее ни к чему принуждать. Ему хотелось бы одного — чтобы она стала тем же нежным и ласковым существом, каким была той первой ночью. Габриэль осторожно коснулся раны — она еще кровоточила — и выругался про себя, почувствовав боль. Дрянь! Приличную отметину она оставила на его лице. Он поморщился, представив, какие шуточки и непристойные намеки услышит днем в свой адрес. Но если он еще может снести насмешки товарищей, то дела с Марией никуда не годятся. А разве могло быть иначе? И не лучше ли будет оставить все как есть? Чтобы она, как и прежде, ненавидела его? Чтобы каждый раз, преодолевая сопротивление и овладевая ею, он думал о том, что, возможно, такая же судьба постигла и его сестру?
Габриэль подумал о сестре. Ради всего святого! Он последний дурак, если думал, что добьется чего-то другого. В тот трагический день Дельгато отняли у него не только сестру и жену, они лишили его будущего, а он мучается угрызениями совести, оттого что силой подчинил себе дочь Дельгато. Пальцы его непроизвольно сжались в кулак. Нет, он не должен сожалеть ни о чем, разве только о том, что в первый раз был слишком мягок с Марией.
