У Марии пересохло в горле. Она со страхом думала о том, что наделала, и все же в глубине души старалась не жалеть об этом. Теперь в их отношениях все стало предельно ясно, и пути назад нет. Со смешанным чувством удовлетворения и печали она подумала о том, что после сегодняшней ночи сердце ее должно успокоиться — Габриэль Ланкастер стал и ее врагом.
Она уже поняла, что он может быть груб, но не могла себе представить насколько. Все барьеры, которые она ставила на его пути, он моментально сметал. Его пальцы впивались в нее, словно стальные когти, руки, как тиски, сдавливали ее так сильно, что не было мочи вздохнуть, а губы.., она даже не представляла, что губы могут быть такими жесткими, а поцелуи жалить, как пчелы…
Мария ощутила вкус крови во рту. Была ли то кровь из его раны, или ее нежные губы не выдержали его безжалостных поцелуев, она не знала. То, что произошло между ними, казалось ей символичным. Даже кровь. Так должно было случиться. Поколения Дельгато и Ланкастеров принесли друг другу много горя, так почему между ними все должно быть иначе. Но в какой-то момент борьбы она ощутила неизбежность своего поражения, почувствовала, что слабеет и желание сопротивляться покидает ее. Ей вдруг стало безразлично, что с ней произойдет.
Как только бессмысленность дальнейшей борьбы дошла до ее сознания, Мария поняла, что тело ее стали наполнять новые ощущения. Ей открылась другая сторона страсти, которая поразила и ужаснула ее. Яростный всепожирающий огонь начал разгораться у нее внутри. Прикосновения Габриэля уже не были неприятны, наоборот, они возбуждали ее; его руки и губы больше не причиняли боли.
Первобытная, животная страсть захватила обоих, заполонив все мысли и чувства. Ни мести, ни гордости не было места в том, что происходило между ними. Сгорающий от желания дикий мужчина и необузданная первобытная женщина вступили в вечный спор, который всегда оканчивается одинаково.
Когда его рот вновь стал искать ее губы, она не стала сопротивляться. Почувствовав изменение в ее настроении, Габриэль застонал от удовольствия, и его пальцы еще глубже зарылись в волосы Марии. Он запрокинул назад ее голову и, сдерживая себя, маленькими глотками пил пьянящее вино ее страсти, так бесстыдно предлагаемое ему. Ее то сопротивляющееся, то податливое тело приносило ему невыразимые муки. Он терял контроль над собой, разрываемый неудержимым животным желанием; он хотел обладать этой женщиной, выпить до дна эту чашу наслаждений, опустошить ее, чтобы она никогда никому больше не принадлежала. Она должна быть его и только его. И они слились в едином порыве страсти.
Когда все было кончено и оба, тяжела дыша, лежали рядом, Мария почувствовала стыд и отвращение к тому, что произошло. Габриэль был прав, когда предупреждал, что ей будет плохо. Так оно и случилось. Губы ее задрожали. Как эта ночь отличалась от их первой ночи! Он не любил ее сегодня — сегодня он завоевал и усмирил ее, надругался над ней, заставил делать ужасные вещи, с неожиданной для нее страстью отвечать на его плотские желания. Она презирала себя за слабость и безволие и ненавидела Габриэля за ту власть, которую он над ней имел. В этот раз он не ласкал, не заигрывал с ней; его обладание было оскорбительно грубым, и единственным утешением служила мысль, что ему пришлось побороться, прежде чем он добился того, чего хотел. С чувством глубокой обиды Мария отодвинулась от Габриэля.
Он лежал на спине, тупо уставившись на купол балдахина. Лицо и грудь были испачканы кровью, рана на лице по-прежнему кровоточила. Мария инстинктивно протянула руку, чтобы вытереть кровь, но рука замерла в воздухе и безжизненно опустилась на простыню. Уловив движение, Габриэль посмотрел на нее пустым, ничего не выражающим взглядом, словно не узнавая. Большего оскорбления она никогда не знала!
— Я тебя ненавижу! Ты животное! — задыхаясь от ярости проговорила Мария.
Габриэль с усилием оторвался от своих мыслей. Болезненно-подавленное состояние пронизывало все его существо. Он поклялся отомстить и сегодня ночью сдержал свою клятву. Но если тело его испытало наслаждение, то душа отвергала происшедшее между ним и Марией. Услышав ее голос, он приподнялся на локте, лицо и грудь, испачканные кровью, придавали ему свирепый, варварский вид.
