Картина сказала:
— Мне жаль, что я огорчаю тебя. Я понимаю, ведь ты на меня сердишься. Сознаюсь, я думала только о себе. Вот если бы мы, особенно я, еще постарались… Я хочу сказать…
Принцесса нахмурилась:
— Ты просто не хочешь, чтобы я посмотрела другие шкатулки.
— Не в этом дело! — воскликнула картина.
Но Принцессу нельзя было обмануть — слишком хорошо она знала собственный голос.
— Значит, решено! — сказала Принцесса. Она быстро встала, подошла к двери, подозвала лакея и велела сказать кучеру, чтобы он запрягал. Принц стоял в зале, заложив руки за спину, и разглядывал портреты титулованных особ. Увидев, что Принцесса разговаривает с лакеем, он подошел к ней.
— Вам теперь лучше? — спросил он.
— Принц! — На ее лице играла притворная улыбка. — Есть одно дело, в котором я надеюсь на вашу помощь.
— Все, что прикажете, моя радость, — ответил Принц, глядя куда-то поверх ее головы. Ее улыбка немного его встревожила.
— Мы должны как-то помочь Влемку-живописцу, — сказала она. — Может быть, это один из самых выдающихся художников во всем Королевстве, а живет он в крайней нищете.
И она изложила ему свой план.
7
По кабаку прокатился шепот, потом хозяйка нагнулась к Влемку и что-то невнятно забормотала. Он не совсем ее расслышал, но, обернувшись, и сам увидел вошедшего: это был кучер Принцессы во всем убранстве, включая блестевшие, как оникс, сапоги.
От обильного возлияния Влемк соображал плохо, поэтому обратил свой взгляд на друзей, надеясь по их лицам угадать, чего от него хотят. Но поэт спал, закатив глаза, а будущий убийца тупо, словно в забытьи, глядел прямо перед собой.
— Это к тебе, — объяснил бывший скрипач, показывая длинным пальцем на кучера.
Влемк взглянул на кабатчицу. Та кивнула.
Медленно, неловкими движениями он поискал под столом ботинки — приходилось снимать их, потому что от них болели ноги, — и, обувшись, с трудом поднялся со своего стула. Кабатчица взяла его под руку и, прошептав: «Не бойся! По-моему, это к добру!»— подвела его к кучеру, по отчужденному, холодному взгляду которого было видно, что все вокруг ему противно — и эти пьяные физиономии с разинутыми ртами, в бородавках и шрамах, и запах винного перегара, блевотины, табака, и кот кабатчицы, что развалился у стойки и, тараща глаза, ждал, чтобы кто-нибудь бросил ему кусочек съестного. Когда Влемк вплотную подошел к кучеру, тот изобразил на лице улыбку и отвесил почти подобострастный, но принужденный, полный холодной сдержанности поклон.
— Принцесса спрашивает, — сказал кучер, — не соблаговолите ли вы показать ей свою мастерскую.
Влемк открыл рот, потом в глубоком раздумье взялся рукой за подбородок.
— Ей хотелось бы взглянуть на ваши работы, — пояснил кучер.
Влемк кивнул. Потрогал на голове шляпу, желая увериться, что она на месте, и опять кивнул. Он предчувствовал, что за порогом кабака его ждет какая-то ужасная неприятность, но хмель мешал ему понять, какая именно, и он, снова кивнув, направился вместе с кучером к выходу.
На улице стояли четыре экипажа, битком набитые людьми. Влемк снял шляпу. Дверь черной с позолотой кареты открылась, и из нее высунулась голова Принцессы. Она с улыбкой сказала:
— Здравствуй, Влемк. Извини, мы не знали твоего распорядка дня.
Влемк засмеялся, потом посерьезнел, облизнул в раздумье губы, кивнул. «Неважно», — хотел было сказать он, но, вспомнив о проклятии, только пожал плечами.
— Не окажешь ли ты нам честь поехать вместе с нами? — спросила Принцесса.
Он бросил на нее растерянный взгляд, посмотрел по сторонам и снова беспомощно пожал плечами. Продолжая держать шляпу в обеих руках, приблизился к карете и, точно слепой, занес ногу. Кучер, стоявший рядом, нагнулся, помог ему встать на блестящую бронзовую подножку и осторожно подсадил его в карету. В карете ничего не было видно — казалось, чьи-то белые, точно луна, лица обратились к нему, чьи-то руки повернули его и направили туда, где сидела Принцесса, ему оставалось только воспользоваться любезностью и сесть рядом с ней.
— Благодарю, — сказала Принцесса, откинувшись на спинку, и кучер захлопнул дверцу.
— Большая честь встретить вас снова, — произнес голос, показавшийся Влемку немного знакомым. Чья-то белая рука повисла перед ним, он скоро догадался, что ему следовало ее пожать. И он неуклюже сделал это, после чего вытер ладонь о штанину. В карете пахло цветами и духами. Влемк сдерживал дыхание, боясь, как бы его не стошнило.
