В задней части помещения стояла тонкая ширма, украшенная цветными бусинками. Возможно, она отделяла лавку от жилых комнат хозяина, и Дамон понадеялся, что найдет там какие-нибудь бумаги или Карты.
Протиснувшись в щель между стеной и ширмой, он оказался в другом помещении, еще больших размеров. Посредине него стоял круглый столик, покрытый толстым слоем пыли. Грозный Волк удивился: высотой столик был ему по колено. Он смахнул рукой пыль и поставил светильник на столешницу и в гладкой полированной поверхности увидел отражение своего исхудавшего, заросшего лица. Столик был сделан из орехового дерева и украшен серебряными вставками — это было настоящее произведение искусства. Вокруг были разложены мягкие подушки, также покрытые слоем пыли и изъеденные насекомыми. В центре столика лежала груда мелких костей — по всей видимости, фаланг человеческих пальцев — и окаменевших куриных лап, а рядом — несколько расписных деревянных кубиков и чашка, наполненная сухими зелеными листьями.
С потолка свисали пестрые ленты и платки, на полках стояли ряды крошечных чучел животных, обезьяньих черепов, статуэток из прозрачного камня, изображающих насекомых в натуральную величину, банок с песком и порошками и потрепанных свитков. Взгляд Дамона остановился на последних: «Возможно, здесь я наконец обнаружу какую-нибудь карту».
Грозный Волк потянулся к самому толстому из свитков и случайно коснулся одной из маленьких резных фигурок, большой гроздью висящих на нитях, закрепленных на верхней полке. Фигурка была размером со сливу и изображала медведя; размер остальных колебался от вишни до большого яблока. Фигурки завертелись, их грани засверкали в лучах светильника и заполнили всю комнату бликами, так что у Дамона даже слегка закружилась голова.
«Нет, это был никакой не колдун, — подумал Дамон. — Обыкновенная гадалка, — разочарованно заключил он. — И она давно покинула этот город».
Взяв толстый свиток, Дамон потянулся к другому. В это момент его взгляд остановился на одной из подушек, самой большой из всех. Поверх нее лежало одеяние пурпурного цвета, расшитое серебряными и золотыми нитями. Рядом лежали браслеты, серьги и изысканный головной убор необычной формы. К манжетам рукавов были пришиты тонкие деревянные пластинки. На других подушках также лежали горки оставленной одежды.
— Хозяева этой одежды тоже давно исчезли, — с тревогой пробормотал Дамон. — Пожалуй, и нам надо убираться отсюда как можно скорее.
— Риг! Риг! — кричала Фиона. — Я тебя не вижу! Здесь так темно!
Слабый рассудок Фионы отчаянно сопротивлялся происходящему, он убеждал хозяйку, что ее возлюбленный никак не может быть здесь и что ей надо поскорее уйти из этого места и вернуться к Дамоне и Рагху. Но соламнийка не послушалась внутреннего голоса — слишком уж все перепуталось в ее раненой голове — и продолжала звать морехода:
— Риг! Риг! Здесь слишком темно! Выйди ко мне! Слишком темно! И холодно! Очень, очень холодно!
— Как в гробу, — услышала она в ответ.
— Что ты такое сказал, Риг? — переспросила Фиона.
Она обернулась и увидела, как занавеска зашевелилась. Девушка решила, что надо вернуться в лавку и взять один из заправленных фонарей. Возможно, Риг прячется здесь — больной, ослабший, израненный потомками и драконидами, с которыми они сражались в Шрентаке. Может быть, он не хочет, чтобы она видела его таким — изувеченным, покрытым ранами. Но ей ведь не важно, как он выглядит. Она же любит его.
— Может, ты… ранен, но я не боюсь этого, — сказала Фиона, ее пальцы неосознанно коснулись шрама на лбу. — Я буду любить тебя всегда. — Она остановилась, прислушалась и, не дождавшись ответа, повторила: — Я не вижу тебя, Риг! Повтори, что ты сказал!
— Я сказал, что я здесь, моя дорогая, что я жду тебя. Я так скучал по тебе.
— Я тоже скучала, любимый. Я…
Из темного угла бесшумно, не вызвав даже слабого ветерка, выплыл небольшой черный смерч. Неожиданно Фиоиа почувствовала, как от него повеяло холодом.
— Риг! — закричала она этой подвижной массе, словно пытаясь разглядеть за ней или внутри нее фигуру морехода и спасти его от таинственного явления. — Риг! Осторожно, любимый! Я…
