Гномы называли эху долину Гамашинох — Песнь Смерти. Никто из живых не приходил в нее по своей воле. Сюда гнали лишь злое отчаяние, горькая нужда или жестокий приказ.
Песнь стала слышна еще за несколько часов до того, как они приблизились к заброшенной долине. Эта Песнь не была странной, она была страшной. Слова, едва слышные, почти неразличимые слухом, говорили о смерти и о чем-то худшем, чем смерть. Пелось о предательстве, крушении, страданиях. Песнь была плачем, тоской по тому прекрасному, что помнила душа, – по неземному миру и блаженству, ныне утраченным навсегда.
Едва услышав ее траурные звуки, рыцари натянули поводья, а руки их сами легли на мечи. «Что это?», «Кто там?» – спрашивали они, в замешательстве глядя друг на друга.
Но «там» не было никого. Никого живого. Рыцари посмотрели на командира, который привстал в стременах, чтобы оглядеть высокие утесы, вздымавшиеся по обе стороны дороги.
– Ничего нет, – произнес он наконец. – Это ветер гудит в скалах. Вперед.
Он дал лошади шенкеля и поскакал вперед. Дорога, кружа и петляя, вела через горы, что назывались Властители Судеб. Рыцари поскакали за командиром единым строем, так как для того, чтобы скакать шеренгой, дорога была слишком узка.
– Я слыхал прежде, как воет ветер, – угрюмо заметил один из рыцарей, – но сейчас звучал человеческий голос. Он предостерегал нас. И лучше бы нам его послушаться.
– Чепуха. – Командир отряда Эрнст Магит обернулся в седле, чтобы бросить взгляд на своего помощника и разведчика, шедшего рядом. – Суеверная болтовня! За вами, минотаврами, давно замечено пристрастие к устаревшим обычаям и предрассудкам. Пора войти в современный мир. Боги оставили нас, и я считаю, это к лучшему. Теперь миром правим мы.
Одинокий женский голос, певший Песнь Смерти, теперь сменился устрашающим хором. Мужские, женские, детские голоса сливались в пугающем напеве о бессмысленных потерях и несчастьях, который эхом звенел среди гор. От этих мрачных звуков кони стали упрямиться, нервничать, и, правду сказать, всадники не слишком усердно посылали их вперед.
Конь Магита, прядая ушами и приседая, пятился. Но вот рыцарь вонзил ему в бока шпоры, и благородное животное, наклонив голову, бросилось вперед. Проскакав с полмили, командир понял, что не слышит топота копыт у себя за спиной. Он оглянулся и увидел, что остался на дороге один. Никто из его отряда не последовал за ним.
Взбешенный Магит вернулся к отставшим рыцарям. Оказалось, что половина людей патруля спешилась, а другая едва держалась в седлах. Не только люди, но и лошади казались больными.
– У немых тварей побольше мозгов, чем у некоторых их хозяев, – вполголоса проговорил минотавр, сидя на земле. Лишь немногие из лошадей позволяли минотаврам взнуздать себя, и еще меньшая их часть могла выдержать вес огромных всадников. Рост Галдара вместе с ветвистыми рогами достигал семи футов, и ему приходилось сопровождать отряд пешком, без устали соревнуясь в беге с лошадью командира.
Магит возвышался над людьми своего патруля, держась рукой за луку седла и рассматривая их светло-голубыми, водянистыми, всегда тусклыми глазами. Высокого роста, очень худой, костистый, словно скрученный стальной проволокой, он был много сильней, чем казался. Отличали его жестокость, безупречная (многие говорили – безмозглая) дисциплинированность и полная преданность лишь одному живому существу – Эрнсту Магиту.
– Немедленно по коням и за мной, – холодно проговорил командир отряда, – или я отправлю всех вас к командующему группой. Я обвиню вас в трусости, мятеже и предательстве Замысла. Как вам хорошо известно, наказание за каждое из этих преступлений может быть только одно – смерть.
– Он способен на такое? – шепотом спросил один из тех, кто был совсем недавно посвящен в рыцари и участвовал сейчас в своем первом рейде.
