— Вряд ли.
— Ну позвони тогда, объясни ей структуру момента. Вдруг она не понимает, что нельзя такую пургу мести. Потому что за такие слова даже баба должна отвечать. Думаю, ты это знаешь, и сам вряд ли стал такое выдумывать. Тебе я верю, хотя не стопудово.
— А бабе ты поверишь стопудово? — спросил Соленый.
— Бабе вообще верить нельзя, — согласился бандюк. — Но надо, чтобы она хотя бы сказала, откуда знает про Сурка, или кто ей по ушам проехал. Оба понимаете, да? А Сурку в дом надо будет передать, что есть такая телка, которая про него что-то знает… Может, она все-таки на него зуб имеет? А, братан?
— Может быть, — спокойно сказал я. — Володька хороший парень, но девок он много перепробовал. Возможно, какой-то из них это не понравилось.
— Ладно, хорош. Я понял. Значит, так. Саша, как только что узнаешь, звони Соленому. А если нам будет в лом долго ждать, мы эту Дину сами найдем. Так что если она упрется, ты ей объясни, что с ней другие поговорят. И ты ей это объяснишь. Тебе ведь ни к чему, чтобы с твоей телкой другие говорили?
— Конечно.
— Спокойный ты какой-то. Ну, а даже если она тебе до Пензы, подумай о себе. Наверное, мы не последний раз видимся.
— Да ладно. До этого не дойдет. Все нормально.
— Ну, если так, свободен.
— Хорошо. Одна просьба.
— Да?
— Если будешь до Сурка всю информацию доводить, передай, что Жариков очень рад, что это все враньем оказалось.
Бандит на секунду задумался.
— Ладно, выходи.
Прощаться мы не стали.
До домашнего ужина мне в этот вечер не было суждено быстро добраться. Не успел я вставить ключ в замочную скважину, как на лестничной площадке появилась Вера Степановна.
— Саша, подойди сюда на секундочку, — заговорщицким шепотом сказала она. — В пятницу утром ты уходил с девушкой. Меня про нее сегодня спрашивали.
— Даже так?
— Да. Очень неприятный мужчина. Я сказала, что ничего не видела, ничего не знаю… Это не муж ее?
— Ну что вы… Девушка не замужем. А как он выглядел?
— Здоровый такой бугай. На молдаванина похож.
— А как он спрашивал?
— Спросил, грубо довольно так: не видела ли я, что за девушки у тебя ночуют. А я не люблю грубиянов.
— Я тоже… Правильно, Вера Степановна, мало ли что это за люди… А кстати, вы не замечали, накануне того дня… В смысле, тем вечером, когда участковый приходил, никто ко мне больше не заглядывал? Есть у меня кое-какие подозрения.
— Точно скажу — никого не видела.
— Ладно, спасибо вам. Если что понадобится, обращайтесь, как всегда.
Теперь можно было еще подумать о своих дальнейших действиях, тем более что чем дальше, тем эта история мне казалась все более запутанной.
Что сказал Игорь? «На животе шрамы — а у нее почти все фотосессии в бикини да в топиках».
Что сказал Миша: «Пришлось делать повторную операцию, а это еще один длиннющий шрам».
Мы с Диной весело проводили время, но она при этом ни разу не была полностью обнажена. Тогда, в машине, я видел только грудь. Потом, у меня, в первую ночь, она так и не сняла ни маечку, ни широкий пояс с чулками, который как раз плотно прилегал к телу в месте нижнего шрама. А потом я видел ее только в кожаном боди.
А шрамов от операций я не видел! Я их и не мог увидеть, потому что девушка прятала от меня живот. Видимо, она на самом деле комплексовала. А может, наоборот, не хотела, чтобы я увидел… Не увидел что? Отсутствие шрамов?
И она не признала свою брошку…
Что еще сказал Миша? «Тамара волосы красила, так вообще не отличить».
Так кто же проводил со мной эти ночи?
«Абонент временно недоступен»… Услышав в очередной раз механический женский голос, я отшвырнул телефон. Не вовремя, ох как не вовремя… Что же случилось?
Дома Наташи тоже не было — ее отец сказал «не знаю, звоните позже». Хотя куда уж позже — времени почти одиннадцать.
…В «Обероне» меня встретил рыжий админ Боря. Да, Наташа была сегодня здесь часов до восьми, потом вызвала такси и уехала. А черт ее знает, куда…
Я заглянул в подсобку. При невозможности встретиться лично мы с Наташей оставляли там друг другу записки — оно было иногда надежнее, чем пользоваться компьютером.
В подсобке никаких записок не было. Я заглянул в свой ящик стола, достал фонарик, а на его место положил голубую брошку Дины — машинально положил ее в карман, будучи дома.
