Сумма была незначительной. Но Васильев понимал эту предосторожность. Откуда у рабочего может оказаться солидная сумма?
Сейчас на пустынной дороге Васильев мысленно поблагодарил бога и английского консула. У Васильева только шифр и ключ к нему. Это единственное, что может стать уликой. Но бумажку с шифром надо еще отыскать.
Кажется, все позади. Теперь надо добраться до станции, потом до Ашхабада. И он зашагал по мягкой с редкой травой обочине.
От станции прошла грузовая машина. В кузове два человека. А рядом с водителем — женщина.
«Наверное, с поезда», — подумал Васильев.
Странно, но, кажется, на него, на раннего путника, не обратили внимания.
Потом с той же стороны показалась арба. Лошадь лениво покачивала головой. Возница, видимо, дремал. Старый человек в огромной черной папахе, надвинутой на самые брови. Завитки шерсти закрывали глаза. То ли спит человек, то ли задумчиво рассматривает дорогу и редкого путника.
— Здравствуй, — по-русски сказал туркмен.
— Здравствуйте, отец, — вежливо ответил Васильев. Больше они не знали, о чем говорить.
— К поезду? — спросил туркмен.
— На станцию, — осторожно ответил Васильев.
— Работаешь там? Хорошо, — просто так сказал туркмен.
Лошадь, воспользовавшись короткой остановкой, задремала.
Васильев взглянул на лошадь, на промыленные высокие колеса. Надо было что-нибудь сказать. Не спросить, а сказать. Но старик опередил его.
— Старая, — кивнул он на лошадь. — И я старый. Но не сидится. Вот так на дороге отдохнем. Потом дальше поедем.
— Вы хорошо говорите по-русски, — похвалил Васильев.
— Немного говорю, — сказал старик.
Он поправил папаху, причмокнул языком. Но на этот сигнал лошадь не обратила внимания. Пришлось ее не очень сильно, жалеючи, полоснуть камчой.
— Не туда я еду, — он показал плеткой в сторону станции. — Вместе бы доехали. Так скучно одному идти. Устанешь,
— Ничего, — бодро ответил Васильев. — Утро хорошее.
— Хорошее. Иди медленно. Сейчас на станцию вернется машина из аула. Довезет. Курбан — шофер. Попроси.
— Спасибо, отец. — Это внимание арбакеша немного насторожило Васильева.
Старик уже без жалости огрел как следует свою лошаденку, и арба заскрипела, тронулась с места. Все остальное произошло в считанные минуты.
Машина действительно вскоре вернулась. Но рядом с водителем сидел пограничник, в кузове еще двое.
— Здравствуй, товарищ, — поприветствовал шофер. — На станцию? Полезай. Я Курбан.
Васильев ответил на приветствие и, не отдавая себе отчета, машинально перемахнул в кузов.
— Устраивайтесь, — один из пограничников отодвинулся на ящик, уступая место.
— Ничего. Постою.
Машине двинулась в сторону станции, и Васильев почувствовал зарождающуюся какую-то отчаянную наглость. Такая наглость появлялась иногда в разговорах с английским консулом. Но в те минуты Васильев хамил, хотя и в меру. Поручика выводили из себя безукоризненное спокойствие Тиррела, его точность, показная корректность.
— Ребята, — тоном старшего спросил Васильев у пограничников, — закурить не найдется?
— Махорочка! — объявил один из них.
— С удовольствием.
Пограничник вытащил кисет и сложенный газетный лист.
— Угощайтесь, — по-деревенски предложил боец.
В своей армейской жизни Васильев научился сворачивать и козью ножку; искусно, быстро справлялся с самокруткой.
И когда он поднес к губам уже готовую самокрутку (в тряской машине ни крошки не уронил), собирался послюнявить бумагу, как…
Все произошло в один миг. Машина затормозила, его взяли за руки, и гут же в машину забрался еще один пограничник. Откуда он только взялся на пустынной проселочной дороге?!
— В чем дело? — спокойно спросил Васильев.
Он еще не верил в полный провал. Пограничники обыскали Васильева, удивленно переглянулись.
— Оружие?
— Есть перочинный нож, — по-прежнему спокойно ответил Васильев. — Вы за кого-то меня принимаете?
И тот пограничник, который только что забрался в кузов машины, передохнув, сказал:
— Принимаем.
— Дайте хотя докурить, — улыбнулся Васильев.
Это спокойствие, улыбка подействовали даже на Ткаченко.
«Черт его знает… — невольно подумал он. — Неужели не тот?»
Ткаченко пошел по степи за нарушителем. Потом продвинулся вперед по дороге до развилки. Попросил шофера
