— Кстати, вы уверены, — вдруг спросил следователь, — что счет вам откроют?
— Не понимаю, — пробормотал Васильев.
— Это был джентльменский уговор? — продолжал следователь. — Учтите, Тиррел только прикидывается джентльменом. Он хороший артист.
— Вы что, с ним встречались? — грубо спросил Васильев.
— Он бывал у нас с одной дипломатической миссией. Давно. Как он выглядит сейчас?
— Ничего, — против воли ответил Васильев.
— Он следит за собой. — Следователь поправил тетрадные листки. — Не поймите меня, что я вас, так сказать, заговариваю. Я хотел, чтобы вы хорошенько все обдумали. Вам еще надо жить.
— В Сибири?
— Там я был, — сказал следователь. — В кандалах. Но мы-то от кандалов отказались. Итак, вы должны, конечно, заниматься сбором сведений военного характера?
— А если я ничего не скажу? — спросил Васильев.
— Не советую, — спокойно произнес следователь. — Мы и без вас, правда, с трудом, но докопаемся. Шифр, ключ к нему у нас.
— Этого недостаточно.
— Да, нужна зацепка — первая явка.
Васильев, не скрывая удивления, посмотрел на следователя.
— Это почерк вашего хозяина, — пояснил следователь. — Вы больше одной-двух явок не знаете. Цепочка. Все предусмотрено.
— И если я оборву цепочку? — опять грубо спросил Васильев.
— Не советую, — повторил следователь.
Васильев понял, что с ним этот человек вежлив. Но он строг, суров. Прошел трудную школу жизни. И беспощаден.
Следователь посмотрел исписанные страницы. Пока в протоколе только биографические сведения. Хорошие сведения. Почти пролетарское происхождение. Служба в армии, оставался верен присяге в гражданскую войну. Эмиграция. Вербовка. Кем и где, уже известно. Цель тоже ясна.
— Нам осталось вписать в протокол последние строки.
«А ведь действительно нескольких строчек достаточно. Явки и главная цель», — удивленный, даже ошарашенный неожиданно быстрым завершением следствия, подумал Васильев.
Он подготовился к изнурительным, долгим, обязательно ночным разговорам. Следователь должен переспрашивать, ловить, уточнять детали, доискиваться до каких-то обстоятельств, уже ясных, как божий день.
«Господи, — безучастно подумал Васильев, — ловко скрутили. Вот тебе и миссия… Миссия. — Он задумался и со злорадством решил: — А вот об этом я ничего не скажу! Придет кто-нибудь другой и продолжит. Должен прийти, пройти. Бывают же исключения».
А откуда-то издалека донеслось:
— Сбор сведений военного характера? — уточнял следователь.
— И экономического, — устало добавил Васильев.
— Явки? — Следователь не поднимал головы. Он, наверное, дописывал слова: «экономического характера».
По-прежнему устало Васильев назвал адреса: ашхабадский и ташкентский, фамилии хозяев.
— Вы все сказали? — Следователь отложил ручку, поправил листки протокола. У его глаз опять сбежались морщинки. Спокойное ожидание.
— Из Ашхабада я должен деть телеграмму Подпись хозяина. А из Ташкента послать письмо. Тоже за подписью местного жителя. Все пойдет по адресу туркестанских эмигрантов.
— Господин Тиррел отлично пользуется услугами недобитых басмачей, — сказал следователь. — И, кстати, давно. Не вы первый.
— Пользуется. В их кварталах он бывает. Иногда в праздничном халате… в чалме, — охотно объяснил Васильев.
Ему хотелось этими подробностями заглушить мысль. Не дает она покоя: «чрезвычайной важности».
— Да, — согласился следователь. — Настоящий артист.
Васильева удивило, что именно он, сам, мысленно произносил такую фразу, когда думал о странных похождениях консула по кварталам туркестанских эмигрантов.
— Текст телеграммы вы, конечно, помните? — задал вопрос следователь.
Васильев почти по слогам продиктовал:
– «Из отпуска прибыл благополучно, устроился зпт в старой квартире номер изменен вместо одного сорок три Абид».
— Все слова на месте? — спросил следователь и, повернув листок, пододвинул его к Васильеву.
Тот не стал читать.
— Не в словах, не в их расстановке дело…
— Цифры? — спросил следователь.
— Один сорок три. Сто сорок третий… Это мой номер. Моя подпись.
Следователь не высказал удивления.
— А дальше?
— Я должен послать письмо из Ташкента с указанием тайника.
— Приблизительно?
