Искатель. 1976. Выпуск №6 - страница 33

Охотники поутру потянулись к палатке, где жили Лариса и старик Антип. Курили, сплевывали, молчали. Восемь мужиков, промысловых охотников, боясь потерять сезон, пришли брать расчет. Они и так две недели лишних проторчали у «начальника», а срывать сезон им никак негоже. Не подфартило «начальнику» - что ж, бывает. С кем не случалось? За все время работы ни один из охотников не называл Ларису по имени, не сказал ни разу «она». «Начальник» - и баста. Правда, Женька величал ее «атаманшей». Под улыбки мужиков.

Женька стоял позади всех и даже чуток поодаль. Молчаливое решение промысловики приняли еще вечером, ничего не обсуждая, потому как и обсуждать-то нечего - охотники они, а не по набору. Согласились на уговоры - одно, откайлили положенное по уговору - другое, а промысел - их хлеб, и тут никто им не указчик: ни царь, ни бог и ни герой. И само собой, считали они начальника-атаманшу за бой-девку. Ломила Лариса наравне с мужиками, и однажды хмурый Авраам, стеснявшийся своего имени и поэтому особенно грубый, сказал при ней:

- Нашего начальника с виду соплей перешибешь… Взяться не за что, да в работе черту не уступит.

Только почет почетом, уважение - изволь, а без охоты, без промысла они что холощеные.

Из палатки доносились голоса, слов не разобрать: один высокий - Ларисин, и бубнящий - Антипа. Подъема в железяку еще не били, и начальство не торопилось выйти, хоть явно знало о решении рабочих. Наконец полог отдернулся, и Лариса вышла. В ковбойке, в ватной фуфайке, наброшенной на плечи, джинсах, заправленных в сапоги.

- Ты их пойми… - послышался из палатки голос Антипа.

Распадок еще полнился синими сумерками, а верхушки сопок уже полыхали розовым. Лицо Ларисы со смелым разлетом бровей, распаленное спором в палатке, было взволнованным и красивым.

Став фертом, широко расставив ноги, Пичугина вскинула подбородок, чтоб вглядеться в лица мужчин попристальней. Промысловики глядели на начальство твердо и спокойно, не чуя за собой никакой вины.

- Расчет, начальник. Нам пора, - мягко этак сказал Авраам.

В подтверждение своих самых искренних сожалений он даже руками развел: мол, им свое дело не резон оставлять. Она тряхнула головой, и капли воды, запутавшиеся в волосах, видимо, когда она умывалась, смело блеснули.

- Бунт?! - не спросила, а бросила как обвинение Лариса.

Авраам хохотнул:

- Атаманша… Слышь, Женька, и впрямь атаманша.

- Неделя осталась, мужички. Совсем уж подступились к руде. - Тут атаманша вроде сникла и по-простецки добавила: - Не губите, а?

- А нам потом ломаться по сугробам к своим участкам? Не пойдет, начальник. Срок отбыли по уговору, урок сделали.

- Лодку не дам! - вскинулась атаманша.

«Не к месту кричать, - подумал тогда Женька. - Хоть плачь, атаманша. Плачь хоть перед камнями, хоть перед охотниками. Тут промысловики не уступят, не упустят своего. С ними ошибаться на неделю нельзя. У них уговор что приговор».

- Тю! - нахмурился Авраам. - На плотах уйдем.

- Наряды не закрою! - Тряхнула головой Лариса. - Все…

- Ты, девка, супротив нас не иди.

- Паскуда, - глухо сказал кто-то.

Не заметил Женька, кто. Да и наплевать ему было. Со всеми собирался.

Мужики стали разбредаться, оглядываясь сбочь да искоса. Женька стоял, глядел на разгневанную Ларису. Больше прежнего она ему нравилась. Он улыбался безотчетно и широко. И не заметил, что остался с ней один на один.

- Ну? - бросила Лариса с запальчивостью отчаяния, пошла на Женьку и остановилась, едва не упершись грудью в его ватник.

Женька молчал, скосив взгляд на старенькую ковбойку - материал посекся на торчком выперших грудях. Рядно осталось. Белело что-то сквозь него, просвечивало.

- Выставилась, - ухмыльнулся Женька.

- Дело до конца надо доводить…

- До чьего? - гмыкнул Женька.

- Кобель.

- Да и ты, видать, понимающая…

- Катись со всеми вместе, благодетель.

- Остаться, может, а?

- А ну тебя к ляху. Тут вся жизнь насмарку. Все гибнет, рушится в тартарары.

- Руда не соболь, тут и будет до нового сезона. Пролежала тысячи лет в берлоге - и ничего. Годик подождет.

- А я? Как же я? Мое открытие!… Не-ет! Всю зиму зубами стану шурфы грызть, а до руды дойду. Либо сдохну, либо докопаюсь.