Искатель, 1968 № 03 - страница 6
— Пусть организуют побег какой-нибудь группы.
— Но время!.. Они уже под Моздоком!
— Спасибо, что сказал, — съязвил генерал. Он остановился у огромной карты, занимающей всю стену. Флажки, которыми была обозначена линия фронта, приближались к Баку. Он долго смотрел на карту, потом, повернувшись к майору, бросил жестко:
— Не дать Вецу действовать.
— То есть? — спросил Лавров.
— Вступай в борьбу. Пора.
Толпа валила в цирк. На аляповатой афише значилось:
СЕГОДНЯ В БАКУ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ МАТЧИ ФРАНЦУЗСКОЙ БОРЬБЫ.
ПОКАЗАТЕЛЬНЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ!
НА АРЕНЕ — ВСТРЕЧИ ЧЕМПИОНОВ С ПУБЛИКОЙ!
КАЖДЫЙ ЖЕЛАЮЩИЙ МОЖЕТ ПОМЕРЯТЬСЯ СИЛАМИ G ЛУЧШИМИ БОРЦАМИ!
Трое мальчишек, сновавших в толпе у входа, умоляли взрослых провести их с собой. Взрослые отмахивались. Наконец мальчишки натолкнулись на Лаврова.
— Денег нет? — спросил он.
— А откуда? — вопросом на вопрос ответил один из мальчишек. — Мать одна, а нас — три горла, — он сказал это с такой интонацией, с которой, видно, говорила сама
мать.
— Ну, пошли, — Лавров потрепал мальчишку по голове. — У меня лишние.
— Уважаемая публика! Сегодня в заключительный день наших выступлений в вашем прекрасном городе Баку самые отважные жители города могут помериться силами с лучшими и прославленными борцами-титанами. Первым приглашает партнера из публики Осман Абдукаримов, гордость наших гор! Кто желает из уважаемой публики?
Оркестр негромко пиликал, аккомпанируя конферансу. — Прошу, кто желает? — опять спросил арбитр.
В амфитеатре оживились. К арене стал спускаться маленький толстый человечек. Он смело шагнул через барьер и встал в стойку.
Осман подошел к нему.
Схватка началась.
В смешном толстяке без особого труда угадывался незатейливый цирковой клоун. Но публике было не до того. А вдруг? Вдруг победит толстяк?
На арене, вывернувшись с «моста», на который он встал явно добровольно, Осман подхватил толстяка, принес в центр ковра и мягко уложил на лопатки.
Арбитр подбежал к Осману, тронул за плечо. Тот поднялся, делая вид, что очень устал.
Публика аплодировала.
— Соперника вызывает Всеволод Вец! — объявил арбитр.
Опять наступила пауза. Но совсем короткая, потому что из разных концов амфитеатра почти одновременно раздались голоса:
— Я попробую.
— Я!
Лавров наклонился к мальчишке, сидевшему рядом, и показал на высокого, тощего, в пальто с чужого плеча, того самого, что крикнул вторым.
— Этот — подставной. Я его который раз вижу.
Подставной уже спускался на арену. Но и первый, парень лет двадцати двух, в пиджаке поверх гимнастерки, пошел туда же. Арбитр встретил его извиняющимся жестом.
— Вы опоздали.
— Нет. Опоздал он, — парень кивнул в сторону подставного и, не дожидаясь приглашения, сбросил пиджак.
— Длинный — подставной! — крикнул мальчишка.
— Подставной! Подставной! Подставной! Пусть этот борется! Пусть этот! — загрохотал зал.
Вец, стоявший у форганга, улыбнулся краешком губ.
— Вы знакомы с правилами, молодой человек? — спросил арбитр у парня в гимнастерке.
— Все матчи смотрел.
Он вышел на середину ковра. Вец все еще стоял на месте и улыбался — теперь явно издевательски. Потом он стремительно подошел к парню. Протянул руку для традиционного рукопожатия. Парень, наверное, не понял этого, схватил руку и рванул Веца на себя, вниз за бедро. Падая, Вец вскрикнул.
Арбитр кинулся к ним, оттолкнул парня. Появился врач с чемоданчиком.
Вец сидел на ковре. На его лице застыла боль.
— Сложный вывих, — сказал врач арбитру. — Очень сложный. Это надолго. Немедленно в больницу!
Бородатый здоровяк с немецким автоматом за плечом, в ватнике, подпоясанном кожаным армейским ремнем, и в кубанке с высоким верхом, перехлестнутым красной матерчатой полоской, вел Лаврова через лес. Рассвет едва занимался.
Они шли, казалось, не выбирая дороги, пока не уткнулись в заросли орешника, загородившие путь. Бородатый сделал несколько шагов в сторону, раздвинул кусты:
— Сюда.
Лавров шагнул в лаз и оказался на поляне, которую никак не предполагал увидеть. Будто в каком-нибудь городском дворе, здесь сушилось на веревках белье: сорочки, подштанники, портянки.
Бородатый подвел Лаврова к группе таких же бородатых, как и он сам, и майору все они показались поначалу похожими. Разве что самый высокий был постарше.
