Искатель, 1966 № 04 - страница 55

Песла поднялся и протянул Труку таблицы.

— Ну что ж, — сказал он, — возможно, это как раз то, чего не хватало обезьянам для взлета к разуму. Я убежден, что твоя «помощь» не будет иметь никакого значения для планеты, но думаю, что на Стинбе одобрят твой поступек.

Потом Трук отдавал последние распоряжения. Его внимательно слушали, повторяли приказ и расходились по местам. Когда все было кончено, Трук подошел к иллюминатору. Он следил за тем, как исчезают гравитационные стены загона, как медленно поднимаются обезьяны и, неуклюже ковыляя, уходят в дальний лес. Среди них были и те десять сильных, рослых и, как говорила Далька, красивых. Они должны были родить новое поколение. Совершенно новое.

Вдруг на плечо Трука легла рука. Он обернулся.

— Слушай, Трук, — у Крилла был немного смущенный вид, — ты знаешь, я не очень хорошо разбираюсь в символике и ничего не понял в таблицах. Объясни, пожалуйста, какое новое качество ты ввел в наследственный код обезьян!

— Чувство вечной неудовлетворенности! — ответил Трук и выключил экран иллюминатора.

Будем на месте через двадцать минут, — сказал Борис. Воеводин кивнул. Они шли легким, мерным шагом — две крохотные точки посреди бесконечной пустыни. Под ногами, слабо пружиня, хрустели колючки; у бедер ритмично покачивались планшеты. Далекие горы пучились над горизонтом странными сизыми грибами: их основание подсекала белесая полоска мглы.

Борис сплюнул загустевшую слюну. Она упала на землю, свернулась шариком и тотчас обволоклась пылью.

— Напрасно, — заметил Воеводин. — Суше будет во рту.

Борис промолчал: слишком жарко. Однако еще не настолько, чтобы человек превратился в шагающий автомат. Это состояние наступит, когда потеряешь ощущение времени. Последнее случалось теперь с Борисом редко. Двадцать минут! Через двадцать минут они будут возле черного, как головешка, холма. Там они будут ждать машину.

Все просто, слишком просто. Уверенность хозяина, чувствующего себя в пустыне, как на улицах родного города. Как и там, нерушимое значение минут: «Алло, я буду у тебя через… нет, нет, не опоздаю!» Вот и вся романтика. И это спустя два месяца после того, как он, городской мальчишка, впервые очутился в пустыне.

Какой она виделась издали! Загадочной, однообразной, барханной, полной неожиданностей и приключений. Нет барханов, нет загадочности; неожиданностей, пожалуй, не больше, чем в городе. Вряд ли кто поверит, что одно из приключений было связано с комарами. Да, да, с комарами!

Как-то они обнаружили крошечную рощицу: видимо, снизу по трещине подступали грунтовые воды. Они ринулись к диковинному здесь клочку зелени, но не дошли, отступили, окруженные тучей комаров. Огромных, невиданно рыжих и невероятно злых. Комары преследовали их километра два, не меньше.

Экзотичным, пожалуй, был момент, когда он, Борис, небрежно беседуя в маршруте с напарником, словно дело происходило посреди улицы Горького, наступил на змею щитомордика, чей укус смертелен. Полураздавленная змея попыталась скрыться, но он добил ее геологическим молотком. Вот самая опасная опасность, с которой он здесь встретился. Впрочем, на змею можно наступить и в Подмосковье.

Непонятно, в чем тут дело: то ли пустыня здесь не такая, то ли он слишком привык к ней. Скорей второе: рассказ кого-нибудь о встрече с волком не занимал у вечернего костра и минуты разговора — обыденность.

Интересно, а что думает обо всем этом Воеводин, проведший в пустыне не один год?

Утомительная все-таки вещь — ходьба. Вокруг, как в тамерлановы времена, ничего не изменилось. Безлюдье, выжженная земля, быстро забывающая о шагах человека, горы, которые были миллионы лет назад, есть и будут через миллионы лет все такие же. Полное одиночество природы. Угрюмые шаги людей. И это двадцатый век.

— А ведь сейчас, возможно, над нами проносится спутник, — сказал Борис.

Холм, похожий на головешку, приближался. Они шли к нему (шаг — облачко пыли, шаг — облачко пыли) с размеренной скоростью, словно по расписанию. Так и есть: прошло пятнадцать минут ходьбы, еще пять. В ушах монотонно, усыпляюще свистел ветер, успокоительно потрескивали под ногами колючки, которые здесь образовывали сплошной покров.