Трупы. Разбитые окна. Пожарища, ещё курящиеся дымком. И снова трупы. Мужские. Женские. Детские. Это самое страшное. Но мой равнодушный взгляд скользит по ним, не останавливаясь. Привычка. Насмотрелся ещё на Земле… Лёгкий скользящий шаг и высказанная про себя не раз благодарность волшебной ягоде. Потому что я не только выгляжу, но и чувствую себя тридцатилетним, полным сил и здоровья. Почти все центральные улицы носят следы жестоких боёв. Кое-где трупы лежат буквально кучами. Я всё ближе к дворцу, и вскоре начинаю ловить на себе взгляды. Испуганные, боящиеся. Это от чудом уцелевших обывателей. А вот этот – злой, полный ненависти… Из-за угла выступают трое. Один с повязкой двух цветов. Его спутники – при неуклюжих винтовках.
– Стой!
Делаю вид, что испугался, замираю, втягивая голову в плечи.
– Куды прёшь?
– Так это… Посмотреть вышел.
– Пасматреть? Шпектаклю нашёл? Сейчас мы тебе устроим представление…
Как ни пытается их старший выглядеть выходцем из простого народа, но прокалывается на мелочи. Как обычно и происходит с дилетантами. Выпрямляюсь, засовывая руки в карманы тулупчика.
– Шли бы своей дорогой, ребята. Глядишь, и живы остались бы…
Они смеются, не поняв предупреждения. Увы. Пистолеты глухо кашляют, и я иду дальше, проделав каждому между глаз дополнительное дыхательное отверстие. Хорошие глушители делают китайцы… И – ни одной живой души. Все попрятались, город словно вымер. Ан нет. Из подвала наблюдают. Но не высовываются… Стены исписаны лозунгами, призывами. Целых стёкол не видно. И опять – трупы, трупы, трупы…
Подхожу к ограде дворца и вижу шевеление. Да. Здесь порядок. Относительный, конечно. Но хоть что-то. Возле парадного крыльца, на котором когда-то императорская чета принимала парады и просителей в условленные дни – охрана из рабочих в кожаных куртках и с винтовками. У подножия лестницы – бронемашины. Само здание, образно говоря, гудит жизнью – в окнах суетятся стекольщики, мелькают силуэты людей. То и дело выскакивают посыльные с пакетами всех видов и цветов, уносятся куда-то в сторону рабочих кварталов. Я особо не высовываюсь, стоя в подворотне последнего перед дворцом здания. После пятнадцати минут наблюдения выводы сделаны. Можно возвращаться. Разворачиваюсь. Всё, что хотел увидеть, я увидел.
Вот и мой особняк. Странное дело, в прихожей меня встречает напряжённый, словно струна, Горн и, принимая армяк, шепчет мне в ухо:
– Ваша светлость, у вас гости.
– Гости?
Сказать, что я удивлён, – мало. Интересно, кто? И почему мой мажордом осмелился нарушить приказ никого не пускать в особняк? Наплевав на конспирацию, я прямо в камуфляже и бронежилете вхожу в гостиную и… С дивана, стоящего возле пылающего камина, поднимаются двое. Молодая, очень красивая дама лет тридцати, стройная, словно тростинка. С ней девочка лет десяти, в скромном, но добротном тёплом платьице. Обе мне совершено незнакомы. Я бесцеремонно разглядываю их, потом прохожу мимо и, присев на корточки, протягиваю к огню руки. Представляю, как выгляжу со стороны – нелепая, на их взгляд, пятнистая одежда серых оттенков, сверху жилетка непривычного фасона, карманы её доверху набиты чем-то непонятным. На шее – кожаный шнурок, на котором висит ружьё неизвестной конструкции с толстым стволом. Под мышками – две кобуры, из которых торчат ручки пистолей, и чёрный, словно ночь, нож в ножнах. Не оборачиваясь, я негромко произношу:
– Слушаю вас, дамы.
Мгновение тишины, которую нарушает мягкий голос:
– Я – баронесса Аора ун Ангриц. А это – моя дочь Юница.
– Гражданин комиссар милиции, случайно, не ваш родственник?
– Муж. – И спустя мгновение добавляет: – Был. – Опять пауза. – Его убили во дворце. Мятежники.
Машу рукой, всё ещё не поворачиваясь:
– Или законная власть. Кто удержался наверху, тот и прав, госпожа баронесса. Но почему вы уверены, что ваш супруг мёртв?
Опять негромкий голос:
– Я слышала. В трубку аппарата связи. Он велел нам бежать к вам, а потом… – Ей словно тяжело говорить. – Стрельба. Его стон. Довольные крики убийц. Дальше связь прервалась…
Она не лжёт. Я видел чрезвычайного комиссара. Точнее, то, что от него осталось. Тела членов Совета Республики висели на деревьях парка… Стоп! Я выпрямляюсь и оборачиваюсь: