Исход - страница 118

Верхушка холма, с которого нас пытались атаковать, зачищена. Пулемёт выносит всё живое, что осмеливается появиться или высунуться из-за гребня. Вот чья-то черепушка в нелепом головном уборе в виде типичного русского горшка появляется на миг и разлетается на куски… Но что-то не так! Не так! Короткие очереди на два-три патрона. Бойцы быстро перебегают к вершине, и через пять минут мне приходится прекратить огонь, чтобы не задеть своих. И только тут, когда грохот смертоносной машины утихает, я слышу странные булькающие звуки. Кого-то зацепило? Холод пронзает меня с ног до головы, потому что это раздаётся изнутри джипа. Прижав локти к бокам, ссыпаюсь вниз… Юница хрипит, её рот открыт и именно оттуда раздаются эти жуткие бульканья. Девочку трясёт, баронесса заливается слезами, не в силах прекратить истерику. Похоже, женщина сама перепугана до смерти.

Рву ручку двери, вываливаюсь из машины, схватив девочку в охапку и изо всех сил прижимая к себе:

– Милая! Не надо! Успокойся! Плохих людей больше нет! Папа их всех убил!

Я повторяю эти слова снова и снова, и, кажется, спустя несколько бесконечно длинных минут дочка начинает реагировать… В её глазах появляются проблески разума, губы начинают терять синюшный оттенок. Наконец она вздрагивает, длинно, со всхлипыванием вдыхает воздух. Глазки чистого голубого цвета снова чисты, она поднимает ручку и касается моего правого глаза.

– Папочка, почему ты плачешь?

– Я?! – Растерянность. Испуг. Бесконечное облегчение… Всё это смешивается во мне, но больше всего радости, что Юница цела и здорова и приступ прекратился.

Самое главное, девочка не успела получить психологический шок, как в первый раз. Не знаю, каким образом, но мне удалось вывести её из предшествующего этому состояния. Торопливо выдёргиваю заветный термос из держателя под седлушкой, не отпуская её с рук, усаживаю на колено. Неудобно, но и чёрт с ним. Свинчиваю крышку-стакан, наливаю половинку волшебного сока гигантской клубники, протягиваю ей:

– Пей, милая.

Она нехотя делает глоток. Другой. Третий… Потом обессиленно отваливается на мою руку, поддерживающую её. Тихонько произносит:

– Спасибо, папа… Но я больше не хочу…

У неё нет сил, ребёнку надо отдохнуть, лучше всего поспать. Это не составляет проблем. Места в салоне полно… Поднимаю голову, потому что Юница уже сонно смыкает глазки. Но это совершенно здоровый, нормальный сон. Естественная реакция организма на шок и сок аборигенной ягоды.

– Она… Она… – Залитая слезами Аора склоняется над дочерью, затем бессильно опускается на колени.

Я буквально впихиваю ей остатки сока, потому что женщина практически невменяема.

– Пей!

– Доченька-а-а…

Только истерик мне не хватало!

– Пей, дура красивая! – рявкаю я ей в ухо.

Женщина вздрагивает, подносит кружку к губам, машинально глотает алую жидкость. Уф… Гора сваливается с плеч. Секунду спустя баронесса начинает оживать. Её лицо каменеет, и она еле слышно выдыхает:

– Она…

– Ты что?! Уснула Юница. Всего лишь!

Женщина вскидывает лицо, на котором большими буквами написана одна фраза: «Не верю!»

– Спит. Честно. Сама взгляни.

Она приближает ухо к безмятежному личику девочки, наконец улавливает ровное, спокойное дыхание. Поднимает голову и вдруг замирает, поражённо разглядывая меня, затем вскакивает. Ощущение, что океанка хочет то ли сбежать, то ли ещё что-нибудь…

– Постой. Подержи пока… – протягиваю ей спящую дочь. Затем влезаю в распахнутую по-прежнему дверь. Хьяма снаружи. В руке – мой подарок, пистолет. И держит она его вполне уверенно. Но мне некогда любоваться девчонкой. Быстро раскладываю постель, выдёргиваю плед и выбираюсь обратно. Делаю попытку забрать Юницу. Куда там! Можно убить, но не отобрать ребёнка у матери. – Пойдём уложим дочь. Пусть она отдохнёт. После такого лучшее лекарство – сон.

Хвала богам, Аора что-то соображает. Она послушно кивает, пытается влезть в машину с дочерью на руках, приходится ей помочь. Подхватываю за тонкую талию и ставлю на подножку. Пробравшись по салону, женщина бережно опускает дочь на разложенное сиденье, снимает с неё ботиночки, пальто, тщательно укутывает пледом. И замирает рядом, вглядываясь в умиротворённое личико. Теперь я не нужен.