— А теперь посмотрим, есть ли в Турбаях те вольные войсковые казаки, о которых говорится в указе, — с загадочной угрозой сказал исправник.
У него как бы переменилось лицо: ничего от прежнего, виляющего в ту и в другую сторону толстяка не осталось, — он стал явно враждебен и гнул в пользу помещиков.
— Мы все казаки. Спокон веков все село казацкого роду! — загудели выборные.
— А вот проверим, проверим.
Открыли судьи полковые компуты. Развернули список турбаевских жителей. Начали считывать, сравнивать, сверять.
— Не вижу казаков здесь, не вижу, — нахмурился исправник и сердито постучал пятерней по турбаевскому списку. — Чем же вы докажите свое казацство?
— Вот тут у нас все в подробности…
И выборные подали обширный акт, составленный Коробкой.
Судьи с любопытством склонились над мелко исписанными листами бумаги, прочитали несколько строк, пошептались между собой, перемигнулись, перелистали акт до последней страницы и с брезгливой гримасой откинули в сторону, как что-то пустое и ненужное.
— Это не документ! — раздраженно сказал исправник. — Кто его написал? Кто составил? Какой нибудь брехунец, писака копеечный, смутьян пустолобый? Разве может суд, действующий по законам государыни императрицы, считаться с ним?..
Тогда заговорил один из судебных заседателей — плешивый бритый старик с иезуитским лицом, в больших очках, — заговорил мягким, стелющимся голосом:
— Нам жалко вас, жалко вашей темноты и ваших напрасных хлопот. Откуда вам залетела сумасбродная мысль про казацство? Жили бы и жили панскими мужиками, тихо смирно, послушно… Кто взбудоражил вас? Сознайтесь для своей же пользы. Кто научил в сенат обратиться?..
Выборные молчали.
— Но ведь вы знаете, — продолжал иезуитски старик, — что Турбаи Степану Федоровичу и Ивану Федоровичу, господам Базилевским, достались по наследству от их покойного родителя. А раз, так, значит, у них все законные права и на село, и на жителей. Как документально известно, покойный владетель Федор Николаевич Базилевский купил вас у помещицы Битяговской. Вот тут и купчая крепость. Откуда же может взяться ваше казацство? Непостижимо. Но, впрочем, расскажите подробно: может, нам какие-нибудь обстоятельства неизвестны…
Хитрый заседатель с притворным неведением развел руками.
— Все наше село — природные казаки, — твердо уперлись турбаевцы.
— Мы это уже слышали сто раз. А вы докажите! Докажите, хоть один раз, — фыркнул капризно исправник.
— Прочитайте наш акт. Там все сказано. Там полные доказательства. Почему вы на него внимания не обращаете? — решительно зашумели выборные.
— Если акта нашего не примете, а будете в помещичью дудку играть, нам останется только смертью доказать свое казацство! — бледнея и выпрямляясь, воскликнул Грицай.
— To-есть, как смертью? — поперхнулся от неожиданности исправник, заерзал в кресле и мелко замигал ресницами.
— А вы не знаете, ваше благородие, какая бывает смерть? — уставился в него Колубайко острыми глазами. — Просим внять нашим бумагам.
Исправник рывком пододвинул к себе акт, нервно перешвырнул несколько страниц, забубнил что-то правому своему соседу, потом левому. Опять судьи пошептались между собою.
— Ничего не понимаю. Так узловато написано, будто черти лапти плели, — пробурчал исправник: — Почему нет с вами этого человека, который писал? Быть может, если б он растолковал, нам свое писание, мы и действительно признали бы, что тут всё правильно.
Выборные переглянулись, потоптались. Посоветовались. Решили: «Пусть Осип придет, он им как бритвой отрежет».
— Можете вы своего поверенного вызвать?
Еще раз, в последнем колебании, переглянулись выборные.
— Можем.
Но когда через несколько минут деловым скорым шагом вошел вызванный Коробка, судьи враждебно накинулись на него, как на волка. Посыпались каверзные, злорадные и ехидные вопросы. Коробка отвечал с достоинством, тихо, очень ясно, непоколебимо.
Исправник постепенно наливался кровью, багровея от смелости турбаевского поверенного, и вдруг, не выдержав, рявкнул:
— Значит, это ты тут бунт разжигаешь? Ты? Арестовать его! В холодную! На замок! — повелительно ткнул он толстой тупой рукой и кивнул страже.
