– Счастливчик. Наверняка из благородных.
– Ну, что-то вроде этого.
Питеру втайне и самому хотелось иметь положение, достойное руки такой девушки.
Проснувшись на следующее утро, Питер посмотрел на открытую дверь и нахмурился. Неужели еще слишком рано? Почему так темно?
Они разместились здесь вшестером. Питер и еще один рыцарь занимали дом. Трое пехотинцев и раб спали во дворе снаружи. Питер слышал, что этот дом принадлежал некоему Макгоуэну, серебряных дел мастеру, покинувшему город еще после первого прихода англичан. Было тихо. За дверью, во дворе, висела странная бледно-серая мгла. Питер встал и вышел наружу.
Туман. Холодный и сырой, белый как молоко. Питер не видел даже ворот, что находились в нескольких ярдах от него. Мужчины уже проснулись и, закутавшись в одеяла, сидели под небольшим навесом, где, по всей видимости, стоял верстак мастера. В жаровне потрескивали угли. Раб готовил какую-то еду. Питер кое-как добрался до калитки. Даже если в переулке кто-то стоял, ни увидеть, ни услышать его Фицдэвид не мог. Туман облеплял лицо, осыпая его влажными поцелуями. Питер подумал с надеждой, что солнце, возможно, разгонит туман чуть позже, а пока заняться было совершенно нечем. Отец Гилпатрика оказался прав. Не стоило сомневаться в его словах.
Он вернулся во двор. Раб испек в печи овсяные лепешки. Питер взял одну и принялся задумчиво жевать. Лепешка была вкусной и ароматной. А Питер думал о девушке. Хотя он не видел никаких снов этой ночью, ему все же казалось, что Фионнула присутствовала в его мыслях, пока он спал. Он пожал плечами. Какой смысл думать о девушке, которая никогда не будет принадлежать ему? Лучше выбросить ее из головы.
У Питера было не слишком много женщин. С одной девушкой он провел несколько счастливых ночей в уэксфордском амбаре. В Уотерфорде он осваивал науку страсти с весьма темпераментной женой какого-то купца, пока ее муж надолго отлучался по торговым делам. Но на Дублин он в этом смысле не слишком рассчитывал. В городе было полным-полно солдат, а половина жителей сбежала. Рыцарь, с которым он делил дом, рассказал ему о своих вылазках за реку, в предместье на северном берегу.
– Его называют поселком остменов, там у многих норвежские имена, от их северных предков. Им пришлось построить рядом с домами такие сарайчики… Некоторым самым бедным ремесленникам и работникам трудно прокормить семьи, поэтому их дочери и жены… ну, ты понимаешь. Я там на прошлой неделе подцепил одну милашку.
Очень скоро Питер решил, что бóльшая часть подвигов его товарища – не что иное, как выдумка. Потому что те женщины, которых он видел во время своего краткого посещения поселка остменов, вовсе не предлагали себя ему, а немногие блудницы, что встречались ему на улицах, выглядели не слишком аппетитно. Поэтому он предпочел просто уйти оттуда.
Все утро Питер провел, сидя у жаровни и играя в кости с солдатами. Он ждал, когда летнее солнце разгонит туман, но даже к середине дня над головой лишь слегка просветлело, и в тридцати шагах ничего не было видно. Образ зеленоглазой красавицы по-прежнему не оставлял его, вставая перед глазами, словно призрак. И вероятно, в надежде, что это смутно тревожащее его наваждение наконец покинет его и растворится в тумане, в полдень он все-таки решил немного прогуляться.
После Фиш-Шэмблс он решил пройти еще немного вперед, тщательно запоминая, куда идет, чтобы найти дорогу назад, но очень быстро понял, что заблудился. Ему казалось, что он идет на запад и вскоре должен оказаться возле рынка у западных ворот. Он вдруг вспомнил, что больница, в которой работала Фионнула, находится как раз за воротами. Он мог бы повидать ее. Наверное, он просто почувствовал, где она, даже в тумане.
Он прошел еще немного, но рынка так и не увидел. Время от времени из тумана вдруг возникали люди, и ему следовало проявить благоразумие и спросить у них дорогу. Но Питер терпеть не мог спрашивать дорогу. Поэтому продолжал идти наугад, пока наконец не увидел ворота. Там стояли двое караульных.
Туман за воротами был настолько густым, что Питер понял: если он хочет увидеть больницу, ему придется нырнуть в эту белую пелену. Он уже собрался повернуть назад, но тут его заметили стражники, и он, вместо того чтобы признать свою оплошность, прошел мимо них не сбавляя шага и небрежно бросил по пути: