– Беги отсюда, монах! Мне нужен вовсе не ты. – Сигурд ухмыльнулся. – Тот, кого я ищу, за этими воротами. – Он махнул рукой, как бы отгоняя Осгара. – Иди, монах, иди. Убегай.
Но Осгар не побежал. Потому что там была Килинн. И воспоминание о том печальном дне, когда он позволил Морану одному пойти в Дифлин, чтобы спасти ее, вновь наполнило его сердце горечью. Тогда он не смог нанести удар. Он предпочел ей свое монашеское призвание, как делал почти всю жизнь. А теперь этот страшный человек, этот изверг угрожает ей. Что он с ней сделает? Изнасилует? Убьет? Видимо, и то и другое. Ну что же, час настал. Он должен убить. Убить этого викинга или хотя бы попытаться и погибнуть самому. Да, ему было очень страшно, но мятежный дух предков вдруг всколыхнулся в нем, когда он громко крикнул стоявшей позади Килинн:
– Закрой ворота! – Он сделал шаг назад и вскинул топор над головой, преграждая дорогу.
Сигурд медленно и осторожно спешился. Он даже не дал себе труд надеть шлем, который так и болтался у него за спиной, только достал из ножен меч. Пререкаться с монахом он не хотел, но Осгар стоял у него на пути. Неужели этот глупец действительно вздумал его ударить? Монах, конечно, этого не понимал, но стойку для нападения он выбрал крайне неудачную. Его вес был распределен так, что исхода могло быть только два. Либо Сигурд сделает ложный выпад, и тогда Осгар, опустив топор, ударит лишь по воздуху или даже по собственной ноге. И если он тут же не успеет увернуться, Сигурду достаточно будет быстро отскочить вправо, чтобы вонзить меч прямо ему в бок. Все будет кончено еще до того, как его топор успеет пройти половину пути. Осгар обречен, только он еще не понимает этого. Если он решит драться, ему конец.
Но решит ли он? Сигурд не торопился. Он медленно поднял меч, показывая его Осгару, как уже делал раньше. Монах дрожал как осиновый лист. Сигурд сделал два шага в сторону. И вдруг издал оглушительный боевой рев. Осгар содрогнулся и едва не выронил топор. Сигурд сделал шаг вперед. Несчастный монах был так напуган, что закрыл глаза. В воротах Сигурд заметил темноволосую женщину, очень бледную. Красивая, подумал он. И прикинул расстояние. Нет, пожалуй, даже ложный выпад делать незачем. Он сжал рукоять меча и приготовился нанести удар.
В ту же самую минуту увидел, что из-за изгороди к воротам идет Харольд. Какая удача!
И тогда Осгар ударил. Он вознес короткую молитву к небесам, а когда приоткрыл глаза и увидел, что Сигурд, пусть на один миг, отвел взгляд куда-то в сторону, понял, что, несмотря на все его грехи, Бог дает ему один-единственный шанс. Он ударил, вложив в этот удар все силы, что у него были. Ударил ради Килинн, которую любил, ради своей полной сомнений жизни, своих утраченных надежд и неутоленной страсти. Он ударил, чтобы покончить со своей трусостью и со своим стыдом. Ударил, чтобы убить Сигурда.
И убил. Отвлекшись всего на миг, пират не заметил, как Осгар опустил топор, и это стало его роковой ошибкой. Лезвие обрушилось на его голову, с тошнотворным хрустом раскалывая череп и разбрызгивая мозг, разрубило переносицу и раздробило челюсти и лишь потом застряло в ключице. От удара чудовищной силы тело упало на колени. Мгновение оно стояло так, словно некое неведомое существо с топором вместо головы, и рукоятка торчала вперед, как нос длиной в целый ярд, а Осгар, все еще не веря, смотрел на дело рук своих. В следующее мгновение бездыханное тело рухнуло на землю.
Харольд, который шел с соседнего поля и даже не подозревал, что у него гости, с изумлением смотрел на то, что произошло на его глазах так быстро, что он даже не успел опомниться.
Три недели спустя Харольд и Килинн поженились в Дифлине. По предложению Харольда свадьба проходила по христианскому обряду, и жених с веселым добродушием позволил окрестить себя кузену невесты Осгару, который после и обвенчал их. Перед самой церемонией Осгар молча протянул невесте маленькое колечко из оленьего рога.
Несмотря на то что его снова и снова просили занять место аббата в родовом монастыре, Осгар отказался и предпочел вернуться к тишине любимого Глендалоха. Там он создал еще одну книгу Евангелий, очень красивую, хотя ей и недоставало вдохновения, отданного его первому утраченному творению.
