Питер Фицдэвид чуть улыбнулся. Его друг-ирландец уже не в первый раз упоминал о своей очаровательной сестре или подчеркивал, что за ней дают хорошее приданое.
Питер был довольно симпатичным молодым человеком. Рыжеватые, коротко подстриженные волосы, небольшая бородка клинышком, голубые, широко расставленные глаза, квадратный волевой подбородок. Его лицо можно было бы назвать приятным, но это было лицо солдата.
Солдаты обязаны быть храбрыми, однако Питер, готовясь сойти на берег, невольно испытывал некоторые опасения. Он не столько боялся, что его могут убить или искалечить, сколько того, что он может как-то посрамить себя. Однако в глубине его души прятался и другой, более сильный страх, и именно этот страх гнал его вперед. Именно благодаря этому страху он обратил на себя внимание командира и добился славы. Но чем ближе становился берег, тем громче в его голове звучали слова матери. И он отлично ее понимал. Все свои сбережения, до последнего пенни, она отдала, чтобы купить ему коня и обмундирование. Не осталось ничего. Мать любила его всем сердцем, но дать больше ничего не могла.
– Да поможет тебе Господь, сынок! – сказала она ему на прощание. – Но не возвращайся с пустыми руками.
Лучше смерть, думал тогда Питер. Ему было двадцать лет.
Назвать Питера Фицдэвида рыцарем в сияющих доспехах было бы не совсем правильно. Но его кольчуга, доставшаяся от отца и подогнанная по его росту, была тщательно отчищена от ржавчины и если не сверкала, то хотя бы блестела. В общем, как и многие его ровесники, севшие на коней, Питер Фицдэвид, который владел только тем, что было на нем, был молодым ловцом удачи.
И он был фламандцем. Его дед Генри происходил из Фландрии, страны ремесленников, купцов и искателей приключений, что лежала на плодородных равнинах между севером Франции и Германией. Генри был одним из многих фламандцев, которые отправились через пролив в Британию после нормандского завоевания и осели не только в Англии, но и в Шотландии, и в Уэльсе. Генри был одним из многих фламандских иммигрантов, которым были дарованы земли на юго-западе полуострова Уэльс, потому что новые нормандские короли желали присматривать за его богатыми рудниками и каменоломнями. Однако поселение в Уэльсе отнюдь не преуспело. Гордые кельтские принцы тех краев вовсе не собирались так легко подчиняться кому-то, и теперь колония нормандских фламандцев переживала не лучшие времена. Несколько замков у них уже отобрали, да и сами их земли были под угрозой.
Семье Питера пришлось особенно туго. Они не были ни вассалами самого короля, ни крупными землевладельцами одной из многочисленных территорий Плантагенетов. Нет, они были вассалами его вассалов. Им принадлежал лишь скромный клочок земли в Уэльсе. Но к тому времени, когда отец Питера, Дэвид, умер, они уже потеряли две трети и этой земли. А то, что осталось, едва могло прокормить мать Питера и двух его сестер.
– Мне нечего тебе оставить, мой бедный мальчик, – говорил Питеру отец, – кроме любви твоих родных, меча и доброго имени.
Когда Питеру исполнилось пятнадцать, отец уже научил его всему, что знал сам об искусстве войны, и Питер отлично владел мечом. В любви родных ему сомневаться не приходилось. Что же до имени, Питер любил своего отца, а значит, любил и его имя. И если в кельтской Ирландии приставка «мак» означала «сын», то точно такое же значение имела в нормандской Англии французская приставка «фиц». Отца Питера звали Дэвидом Фицгенри, сыном Генри, и Питер с гордостью называл себя Питером Фицдэвидом. И вот теперь настало для него время попытать счастья, нанявшись в солдаты.
Войны всегда были дорогостоящим и особенным занятием; длились они не вечно, поэтому все, что требовалось для их ведения, бралось, так сказать, напрокат. И оружие, и снаряжение всегда можно было купить. В особенности много нанималось для таких случаев средств перевозки. Всего двумя годами раньше жители Дублина – так теперь называли свой крупный порт купцы из Дифлина – предложили свой большой флот Генриху, королю Англии, для военной кампании против кельтских принцев Уэльса, и эта сделка не состоялась лишь потому, что Генрих передумал.
