За неделю до Пасхи работа была завершена.
Она не ждала его, но он и рассчитывал появиться неожиданно. Только вот не был ли его приезд ошибкой, вот что главное.
– Тебе не стоит там появляться. Ничего хорошего из этого не получится.
Так советовал ему Моран. Он уже дважды с тех пор виделся с Килинн и говорил ее сыну, в какой именно день Харольд будет у него в гостях в Дифлине. Ей было совсем не трудно приехать из Ратмайнса и столкнуться со своим бывшим женихом – как бы случайно – на причале или на рыночной площади. К тому же ее сын, который уже давно мечтал, чтобы мать дала ему полную свободу и уехала из дому, был только рад помочь. Но она не приехала и никак не напомнила о себе. И если раньше Моран еще надеялся увидеть счастливое воссоединение влюбленных, то теперь он думал иначе.
– Найди себе другую жену, Харольд, – говорил он. – Так будет лучше.
Так почему же он ехал туда? За те месяцы, что прошли после их расставания, он часто думал о Килинн. Конечно, она его оскорбила. И были минуты, когда, до боли стискивая кулаки, он клялся себе, что никогда больше не взглянет ни на одну женщину. Но все же, будучи великодушным человеком, он пытался понять, что могло заставить Килинн вести себя именно так, и, узнав от людей, близко знавших ее семью, побольше о ее муже, он наконец стал понимать, что она чувствовала. Это объясняло ее поведение, и он был готов простить ее, но вот презрение к его собственным чувствам, которое она и не пыталась скрыть, забыть не мог. Моран рассказал ему о поездке в Ратмайнс. И, хорошо все обдумав, Харольд решил согласиться с другом в том, что следует подождать, пока Килинн сама не сделает первый шаг. Но этого не случилось.
Когда Моран предупредил Килинн, что у нее есть соперницы, он не совсем лукавил. Две женщины действительно вполне ясно дали Харольду понять, что не станут возражать, если он проявит к ним интерес. Одна из них, это Харольд знал наверняка, по-настоящему любила его, да и вторая, которую он, впрочем, считал немного глуповатой, тоже была в него влюблена. Любила ли его Килинн? Навряд ли. На ее счет Харольд не слишком обольщался. Во всяком случае, пока не любила. Но любую из этих двух женщин он мог бы сделать счастливой, и его собственная жизнь тоже наверняка стала бы легкой и радостной.
Возможно, в этом-то и крылась главная причина. Уж слишком легкую жизнь предлагали ему обе эти женщины, при всей их привлекательности. Килинн же, несмотря на все ее недостатки, была ему гораздо интереснее. А Харольд, даже в зрелом возрасте, казалось, все еще продолжал искать волнений и трудностей.
Так или иначе, но, обдумав все хорошенько еще раз, в последний день марта он сел на коня и поехал в Ратмайнс. Он не знал, что станет говорить ей. Это во многом зависело от того, как она его встретит. Но, помня об их прошлых встречах, он, как и тогда, решил слушаться своего сердца. И все же, когда показались знакомые ворота, он снова спросил себя, а правильно ли он поступает.
Если Харольд хотел удивить ее своим появлением, то своей цели он безусловно добился. Когда он въезжал в ворота, Килинн как раз доила корову. Обернувшись, она вскочила со скамейки, на которой сидела, быстро смахнула с лица густую прядь темных волос, оправила платье двумя руками и устремила на незваного гостя взгляд огромных зеленых глаз, не предвещавший ничего хорошего. На мгновение ему даже показалось, что он вот-вот услышит какую-нибудь грубость, но вместо этого она сказала:
– Харольд сын Олафа, мы не знали, что ты приедешь. – И угрожающе замолчала.
– День сегодня чудесный. Вот я и подумал, а не прокатиться ли в вашу сторону, – любезно ответил Харольд, глядя на нее.
А потом, по-прежнему оставаясь в седле, словно был готов в любую минуту повернуть обратно, начал непринужденно рассказывать о своем поместье, о событиях в Дифлине, о грузе вина, прибывшем в порт недавно. Говоря это, он то и дело улыбался – спокойно и приветливо. И ни единым намеком – ни словом, ни взглядом – не напомнил ей о том оскорблении, которое она нанесла ему, и об извинениях, которые ему задолжала. Он был великолепен. Этого Килинн не смогла бы отрицать.
