– Пойдем со мной и будь моей женой! Встань и пойдем! Я буду тебе служить так, как должен служить мужчина женщине, не на жизнь, а на смерть. Но и ты должна быть моей рабыней, как всякая женщина должна быть рабыней мужчины!
Рабыней мужчины! Ипатия позвала кормилицу. Сначала тихо, прерывающимся голосом, потом громче и, наконец, изо всех сил, так, что старая феллашка сразу проснулась. Испуганный крик кормилицы и шум марабу прогнали чужого человека от окна.
Ипатия осталась лежать на своей постели. Рассерженная и оскорбленная и все же как-то странно довольная или даже польщенная, или совсем счастливая. Так же, как и теперь, когда, лежа на диване, она вспоминала, и сердясь, и улыбаясь. Внезапно, сама не зная почему, сбросила она теплый белый платок и во всем сиянии своей красоты вскочила и позвала кормилицу, чтобы одеться с ее помощью. И вновь начала старуха болтать свои глупости, опять встал перед ней марабу, с любопытством рассматривая крючки и застежки на платье. В новом белоснежном платье Ипатия выпрямилась, широко раскинула руки, затем схватила испуганную, птицу за шею, хлопнула ее по бокам и воскликнула:
– Пойдем домой! Синезий будет ждать!
Она нарочно думала только о Синезии, направляясь к себе.
Она должна была думать о нем, так как он хотел к ней прийти, единственный, кому она за его скромность разрешила посещать ее, и Ипатия стала думать только о нем, так как Синезий освобождал ее от мыслей о Вольфе. Громадный Вольф со светло-рыжей львиной гривой, слишком длинным носом, спокойными глазами, большим, редко открывавшимся ртом и светлым пухом на подбородке и щеках, был совсем не красив. Мужествен, безусловно, быть может, как по вкусу своих соплеменниц, когда он проезжал по улицам во главе рыцарского отряда. Но Синезий, который казался красивее уже одним своим меньшим ростом, Синезий, знатный род которого в течение столетий был первым в Пентаполисе, и который, союзами многих поколений, из араба превратился в грека, был несравненно более прекрасен, знатен и пристоен. Чего только не рассказывали студенты о неумеренности Вольфа! Она могла бы застать его в таком положении, чтобы одним взглядом самой убедиться в том, что эти спокойные синие глаза и во хмелю не блестят так, как тогда ночью у окна. Как выгодно отличалась от такой беспорядочности умеренность Синезия! Вольф был уже не мальчик! Если бы между ними был возможен союз, она охотно стала бы его предостерегать и примерами из произведений знаменитейших греческих поэтов и философов возвратила бы его к разумному образу жизни. Правда, далеко не все греческие поэты принадлежали к числу поклонников умеренности и, кто знает, быть может, подвиги Вольфа были уж не так плохи, как их рисовал Синезий.
Так старалась Ипатия думать только о Синезии, когда она входила в свою рабочую комнату, намереваясь взяться за книги. Но сегодня это ей не удавалось.
Счастье!
Троил предлагал найти его в свободном союзе с умным человеком. Никто не превзошел ее умом. О, она часто чувствовала, что выдающиеся люди обращаются к ней тоном, в котором звучит: «Ты можешь быть ученейшей женщиной, умней всех мужчин нашего времени. Но мужского гения, мужской силы у тебя все-таки нет!» – И в этом Троиле выступило старое высокомерие. Он жеманен – этот господин Троил, так жеманен, как не могла быть знатная женщина; он утомлен и насмешлив – в этом все его превосходство. Ипатия была бы дурой, какой в глазах этих господ и кажется всякая женщина, если бы преклонилась перед таким незначительным превосходством.
Конечно, ее спутник на жизненном пути должен стоять на высоте современного знания, должен, как Синезий, посетить все университеты и много поработать в литературе и философии. Нельзя же годами жить с человеком, который не понимает, о чем с ним говорят! Преклониться перед воображаемым величием – будет ли это счастьем?
Александр показал ей себя в будущем, когда обещал доставить своей жене весь почет государственного человека. С таким же успехом может она сидеть на коне за спиной Вольфа, когда он поедет в поход, чтобы где-нибудь, в Персии или Фуле, завоевать себе царство. Но это – бессмыслица, сказка, детские мечты. Уж лучше тогда последовать за Синезием в земли его отцов, где между пустыней и морем, далеко от всяких государственных мужей он, как настоящий маленький король, повинуется собственным законам. Если господство было желанной целью, то размеры страны были не так уж важны. Синезий был духовно высокоразвитый человек и маленький предводитель, он предлагал ей не только богатства Троила и воображаемое могущество Александра, он шел к ней со страстной тоской этого неуклюжего Вольфа. И к тому же он был скромен, и готов принять любые условия.
