Тогда слезы радости выступили на его глазах, и он сделал быстрое движение, смысл которого поначалу был не понятен прекрасной женщине. Как преступник, подставляющий свою голову под смертельный удар палача, или как нубийский раб, лишь в такой позе осмеливающийся подать своей царице ее кубок, упал Синезий на колени, несколько секунд стоял так, а потом с рыданием спрятал лицо в ее коленях. Приплясывая от удовольствия, смотрел марабу на невиданную картину, ибо тогда еще не было принято, чтобы юноши выражали свои чувства стоя на коленях.
– Что с вами, Синезий? – сказала ласково Ипатия, проводя рукой по его черным кудрям. – Не будьте безрассудны. Выскажитесь, ведь вы обладаете даром речи. А ведь никакое чувство не может быть настолько велико, чтобы слова не могли его…
Ипатия смолкла, внезапно вспомнив свою последнюю мысль, возникшую перед самым приходом этого жениха. Звездный мир был больше всякого искусства света. Розы и чувства не могли быть сильнее языка.
А счастливый Синезий уже поднял голову и показал ей свое влажное от слез лицо.
– Выслушай меня, Ипатия. Я не могу жить без тебя. Где бы я ни был, меня преследуют твои глаза. Я не в силах убить лань на охоте, ибо черные газельи глаза напоминают мне тебя, и я не могу прочитать больше ни одной книги, так как я знаю, что твои глаза смотрели на эти же строчки. Ты похитила у меня и сон, и бодрствование, ты сделала меня счастливым от сознания блаженства жить в одно время с тобой, и ты сделала меня несчастным, так как я не могу жить с тобой, как верующий в тебя – последнюю богиню нашего умирающего народа! Ты не хочешь познать власть любви, госпожа, ты, знающая все иное. Испытай меня! Прикажи, и я начну носить камни для твоего дома, как последний раб. Прикажи умереть за тебя, и я без сожаления уйду в землю, и последний мой вздох будет благодарностью за твою милость!
Марабу медленно отошел в дальний угол комнаты и щелкнул клювом, как будто желая скрыть смех.
– Встаньте, – сказала Ипатия, – или я уйду из комнаты. Садитесь и давайте говорить разумно. Милый Синезий, что это с вами? Вы не грек! Прочтите, что писали циники любви, и вы будете стыдиться своих слез.
– Так вы не знаете любви, Ипатия?
Одним взмахом крыльев подлетел марабу к своей госпоже. Она побарабанила пальцами по его лысой голове и сказала твердо:
– Нет, я знаю настоящую историю.
– Ипатия, – умоляюще произнес Синезий, – если не по-гречески то, что меня пожирает любовь, пока я не умру от нее, как рассказывают о далеких арабах, то называйте меня иудеем или христианином, – но выслушайте. Оживите рядом со мной в своей красоте и смотрите на меня только, как на своего друга. Последуй за мной. Ни один епископ и ни один чиновник не осмелился еще ступить на землю моих бедуинов. Как маленький князь владею я территорией от берегов, где разбиваются вечные волны, до пределов пустыни. Только там, где начинается царство ливийских львов, кончается моя власть. Сто селений трудолюбивого народа принадлежат и повинуются мне. В Киренах стоит мой маленький замок, и бесчисленные слуги ожидают своего господина. Дом не достоин вас! Но как будто, по внушению неведомого доброжелательного Бога, предчувствовали мы будущее и собрали там сокровища научных знаний и искусства, какие вы не ожидаете встретить в диком африканском регионе. Последуйте за мной туда! Здесь вы окружены тайными и явными врагами. Ваш удел – борьба, и время спокойной работы никогда не настанет для вас. У меня в Киренах вы будете мыслить без помех и писать бессмертные книги. Последуйте за мной, и барка, не менее великолепная, чем барка Клеопатры, когда она приезжала сюда встречать повелителя Рима, повезет вас в Кирены, и в течение столетий будут рассказывать, что нашел Синезий из Кирены, чтобы возбудить зависть современников, зависть в том, что ему удалось овладеть первой женщиной мира.
Как во сне сидела Ипатия; напрасно хлопал клюв марабу по ее коленям. Как во сне сказала она:
– Я хотела бы оставить все так, как есть, и если бы я решилась последовать за вами, то и тогда я должна была остаться тем, что я есть. Никогда, никогда не должны вы требовать от меня, чтобы…
