Чем больше взвешивала Иоланта все обстоятельства дела, тем больше убеждалась, что действовать надо как можно осторожней.
― Какой чудесный бар! ― Иоланта сидела в уютном кресле и посасывала через соломинку напиток с необычным названием «Уваскрэшанне». Она и в самом деле чувствовала крылья у себя за спиной, ей хотелось смеяться и плакать одновременно, хотелось любить весь мир.
– Как хорошо, Том, что мы сюда пришли!
– Я рад, что тебе здесь нравится. Это мой любимый уголок отдыха. «Петля Ориона» для меня ― и мать, и жена, и даже любовница. Ты даже представить себе не можешь, какое место в моей жизни занимает этот клуб, как я его люблю.
– Ну, что ты такое говоришь, Том? Неужели можно сравнивать такие вещи? Любовь к матери, к женщине и любовь к какому-то клубу?
– Но это и в самом деле так! Я не помню своей матери, она умерла, когда я еще лежал в люльке, жены у меня никогда не было, и ни одна женщина не приводила меня в такое неистовство. «Петля Ориона» ― это собачий холод и изнуряющая жара, это звериный страх за свою шкуру и безумная радость жизни… Я прошел через физическую боль, через бессонницу, через голод и муки. Я чувствовал экстаз невесомости и космических скоростей. Неужели ты думаешь, что обычная будничная жизнь может сравниться с этим?
– Но, Томас, скажи мне искренне, неужели на земле, в реальной жизни нет ничего такого, что бы тебя притягивало?
Томас улыбнулся и как-то странно, с ехидной похотью посмотрел ей в глаза:
– Есть, и ты это хорошо знаешь…
Иоланта знала, что Томас уже давно и безнадежно влюблен в нее. Он был школьным другом Ричарда, и как-то раз, после одной фривольной вечеринки, когда было выпито больше положенного, признался ей (тогда еще невесте Ричарда) в своем чувстве. Но она тогда только рассмеялась ему в ответ. И вот сейчас, спустя столько лет, все тот же взгляд и та же приязнь к ней, уже немолодой женщине.
– Нет, только не это, ― тихо попросила она и сделала вид, что не поняла, о чем идет речь. ― Если ты, Томас, попробовал уже все, что предлагает этот ночной клуб, то с чего посоветуешь начать мне? ― переменила тему Иоланта.
– Ты хочешь попробовать!?
– А почему бы и нет. Ты так долго и интересно рассказывал об этом уникальном заведении, что я подумала, а почему бы и мне не попробовать!
– Это дело вкуса, одному нравится жара, а другому холод, одного возбуждают космические скорости, другого ― пальба из пистолета…
– В таком случае, скажи мне, а с чего начинал мой муж?
– Ричард?! Он…
– И не делай, пожалуйста, такой удивленный вид. Я знаю, что он был посетителем этого клуба, ― Иоланта с такой уверенностью это произнесла, что даже сама удивилась: «А почему, собственно, я так уверена в этом?»
– Да, кажется, когда-то Ричард сюда заходил. Но это было так давно…
Смакуя свой аперитив, Томас в этот момент с такой брезгливостью смял и выбросил в мусорную корзину салфетку, как будто нечаянно прикоснулся к чему-то скользкому и омерзительному:
– Снова между нами Ричард. Тебе не кажется, Иола, что он имеет чрезвычайно неприятную привычку появляться в самые неподходящие моменты?
Иоланта молчала, да и что было говорить мужчине, который надеялся на многое…
– Ты все еще продолжаешь свое расследование? Или у меня уже есть шанс попасть в твою кровать?
– Ты пьян, Томас, и несешь всякую чушь.
Иола встала со своего места, пробуя выйти.
– Нет, дорогая моя, будь добра, подожди, послушай! Ты выслушаешь все. Томас ― туда, Томас ― сюда, Томас, сделай это, Томас, привези то. Бегал перед тобой, как последний цуцик. Ты только свистнешь, Томас, как преданный пес, тут как тут. А я, между прочим, великий человек. Я…
Иола больше не могла слушать этот пьяный бред. Ей было неприятно чувствовать прикосновение его мягких, липких ладоней. Слышать этот сладкий, похабный голос. Показав неплохую физическую подготовку и способность к самообороне, женщина вырвалась из этих гнетущих объятий и направилась к своему электромобилю.
– Прости, Том, я не хотела делать тебе больно… ― бесчувственно произнесла она, когда машина плавно тронулась с места.
Вернувшись домой, Иоланта переоделась, приняла душ, включила ночную лампу и хотела по привычке полежать, поразмыслить, все взвесить. Но почему-то мысли в голове путались, глаза смыкались:
