В окно врывался солнечный теплый вечер; на ветках березы в палисаднике неугомонно чирикали воробьи, потом всей стайкой взмыли вверх — и исчезли. Теперь слышнее стали отдаленные звуки, доносившиеся от кузниц, с промрайона, где не умолкало движение машин.
Они стояли у раскрытого настежь окна, обращенного к березовой роще, и в руках у обоих было по яблоку. Он всегда что-нибудь приносил ей. Садами и осенью пахла антоновка и таяла медовым соком во рту.
Галя спрашивала о Насте Гороховой, о тете Варе, о том, что делал он нынче, — и слушала, засматривая ему в глаза… Со вчерашнего дня врач отобрал у ней костыли, и теперь она опять могла уже легко стоять и ходить на своих ногах!.. Ее счастье стало полнее от того, что подле нее был Володя, прошедший с нею почти весь долгий мучительный и тревожный путь ее страданий, и он же — первый — встречает ее у ворот, ведущих в жизнь.
— Итак, Галочка, скоро к нам? — спрашивал Сенцов, припадая к ее щеке. — А работы — тьма, и она какая-то интересная стала, право!…
Он взял ее руку в свою и, разглядывая тонкую кожицу на пальцах, которую еще плохо питала кровь, сказал:
— Ничего, обрастешь жирком — и все восстановится. А знаешь, я к тебе так привык, что прямо… Да, — спохватился он, — я шел сюда и никак не мог сосчитать, сколько раз я был у тебя… Семь, что ли?
— А я и без счету знаю: десять… нынче одиннадцатый… Кабы не ты, с тоски умерла бы.
— Ну! — изумился Володька. — А помнишь, как мы тогда в лесу-то, поцеловались?.. Я не забыл ведь. Сейчас у Колыванова заседание было, — нас всех, кто хорошо работает, созвали… и Варвара была, и Сережка, ну и Настя тоже. Нарком приказал перевести всех в бараки. В ячейке поговорю, чтобы и тебя имели в виду, включили в список, и все такое, заранее… У меня к тебе вопрос есть… Только ведь ты не скажешь.
И пристально глядел в лицо, испытывая и готовясь вызвать на еще большую откровенность.
— Спрашивай… тебе скажу я.
Он давно уяснил себе истинную причину Сережкиных посещений, которые расстраивали и озлобляли его тогда; прежняя дружба у них восстановилась, но Володьке хотелось, чтобы Галя еще раз уверила его, что у ней с Бисеровым не было ничего.
— Нет, об этом после, — раздумал он, не желая предварять событий.
Мягким спокойным движением она провела по его волосам ладонью, едва касаясь их, — и рука, задержалась на его плече.
— Ну спрашивай… Я тебе все скажу… Ты ведь мне всех дороже, — повторила она. Ее чистые, по-матерински нежные глаза глядели на него с какой-то робкой и бережной любовью.
Он понял это и, просветлев, сказал:
— Да вот об этом и хотел спросить!..
ГЛАВА X
Старинка в новизне
Уже на ходу, в самую горячую пору, по советам Брайсона, Дынников заложил в гавани насосную станцию, чтобы взять воду у реки. Химический анализ ее давал вполне удовлетворительные результаты: она была не сравнима с жесткой водой из артезианских скважин, стоявшей у предела годности для бетонных работ. Опять приходилось прокладывать трубы, переворачивать землю, и Дынников злился на слепоту проектирующих органов, перестраивая и нагоняя упущенные сроки.
Но его выручала людская масса, трудившаяся круглые сутки. Он верил в народ и знал, что эта сила приступом возьмет любую высоту, поднимет любые недра, если партия скажет, что это надо.
Три сортировочных станции не справлялись с огромным потоком грузов, эшелоны простаивали, гараж строился медленно, металлоконструкции поступали по договорам туго, и трест в крайней спешке послал инженера Штальмера за границу — ускорить выполнение последних заказов, взвалив все руководство литейным цехом на Авдентова.
В связи с общим положением, литейка отставала тоже, но через некоторое время, когда Штальмер находился еще в дороге, поезда с металлом стали прибывать к литейной. Не успевая разгружать, Авдентов задерживал рабочих на вторую смену, и они оставались беспрекословно, понимая срочность и важность работ.
Близ полуночи подошли и давно ожидаемые «Браунхойсты», окрылившие бригадников и Авдентова, который весь день и вечер не уходил с площадки.
Все расположились на отдых под открытым небом. Было просторно каждому под этим синим пологом, расшитым звездами. Неунывный парень Сережка Бисеров разравнивал себе местечко на голом песке, рядом с Галей, и негромко пел:
