Бесчисленное множество лет в мире маленькой голубой звезды не появлялось ни малейшего признака, звука или ощущения человека. И вот теперь, без всякого предупреждения, в воздухе вдруг снова возникло нечто знакомое — колебания, тонкая пульсация, которые могли означать только один вид жизни. Тени почувствовали его.
Тени, которые ждали так долго. Они зашевелились среди разрушенных стен. Они выпрямились и встряхнулись, и между ними пробежал беззвучный шепот, жаждущий шепот, неистовый и нетерпеливый: «Человек! Человек! Вернулся Человек!» Корабль Галактической Службы лежал на обширной равнине, окаймленной с одной стороны низкими горами, а с другой — волнистым поясом лесов. По равнине протекала речка, по берегам ее росла густая трава. Ничто не нарушало покоя, и ни малейшие следы не напоминали, что когда-то здесь было иначе.
Вдыхая теплый воздух, Хаббард зарыл ноги в почву- темную и плодородную. Он широко улыбался.
— Что-то тут есть, — сказал он. — Приятный мир. Ей-богу, приятный.
Хаббард был молод. Антрополог по специальности, он впервые очутился в космосе. Для него звезды еще светили ярко. Барриэр смотрел на него с завистью, смешанной с печалью. Барриэр молчал. Взгляд его блуждал по долине и лесу, изучал небо — подозрительный тяжелый взгляд. По возрасту Барриэр годился Хаббарду в отцы — и ощущал каждый свой год. Он чувствовал себя придавленным и покалеченным этими годами.
— Конечно, краски совершенно другие, — продолжав Хаббард, — но это ничего. Пожить бы тут немного, под этим голубым солнцем — глядишь, и люди начнут считать, что это естественно.
— Какие еще люди? — проворчал Барриэр.
— Ну, будут же люди, которые здесь поселятся!
Хаббард внезапно засмеялся. — Что это с вами? Нaкoнец-то мы нашли такой прекрасный мир, а вы мрачный, будто это скопление мертвых скал.
— Сдастся мне, — медленно возразил Барриэр, — что я повидал слишком много скоплений мертвых скал и слишком много прекрасных миров, чтобы…
Он осекся. В разговорах нет смысла. Болтать даже неуместно. Если ему больше не нравится его дело, можно отправиться на Землю и остаться там, а звезды предоставить молодым, которые не потеряли еще веру в них. Горы и лес, и равнины были спокойны в это яркое голубое утро. Ни одно крыло не разрезало воздух, ни одна лапа не шуршала в перепутанных травах, не слышалось голосов среди невиданных деревьев. Но Барриэр беспокойно суетился на месте, как старая гончая, которая чует опасность в предлагаемой игре. Это была работа Барриэра, его наука, старейшая наука человечества — рискнуть отправиться в чужие миры, ощутить неизведанное, увидеть невиданное и выжить. Он стоял во главе Земного Исследовательского отряда и был экспертом по исследованиям и разведке. Он был им всю жизнь. Слишком долго.
— Хотелось бы мне, чтобы Кендалл уже вернулся, — сказал Хаббард. — Не терпится начать.
— Что вы надеетесь найти?
— Откуда я знаю? В этом-то и прелесть. Но должна же быть какая-нибудь жизнь в мире, подобном этому!
— Человеческая жизнь?
— Почему бы и нет?
Барриэр что-то буркнул — и ничего не ответил.
Они подождали. Остальные разбрелись по равнине и речному берегу, чтобы взять пробы почвы, скал, воды и образцы растений. Все были вооружены и держались поближе к кораблю. После измерения солнечной радиации, состава атмосферы, температуры, гравитации и еще миллиона с лишним всяких показателей, определяющих пригодность или непригодность нового мира для землян, технические приборы классифицировали планету как земной тип А, и в соответствии с правилами разведки корабль опустился, чтобы определить условия на поверхности. Предварительные данные свидетельствовали о том, что условия благоприятны.
Барриэр суетился и вслушивался в тишину.
Чуть позже в небе появилось пятко. Приближаясь оно тонко жужжало — и превратилось в небесный геликоптер, который, сел возле корабля, точно комар рядом с акулой. Оттуда вышли Кендалл, его разведчик и оператор.
Барриэр устремился к ним: — Что вы нашли?
— Все то же самое, — ответил Кендалл. — Ничего особенного. Кроме… — он заколебался.
— Кроме чего?
