— А ты откуда знаешь? — вскинулся Ковыря.
— Мать в церковь водила, у нас в Сокольниках. Его на кресте распяли. Убили.
— Фиг тебе, убили! — вскричал Валька Ершов. — Через три дня взял и ожил. Для вечной жизни. И сейчас жив!
— Врёшь! Побожись!
— Дедушка никогда не врал.
— Как же он ожил? И тогда где он теперь, если ожил?
— Он со своим отцом. Богом.
— Врёшь ты все, Ёрш! Признавайся!
— Устроим ему «тёмную» — предложил Ковыря. — Допросим. Пусть признается, что врёт.
— Вы что, пацаны?
— Ладно, — сказал Ковыря. — Из постелей вылезать неохота. А вот завтра шланг из сарая притащишь. К мёртвому часу. А после линейки доскажешь все про этого парня Иисуса Христа. Как он это делал. Иначе отлупим.
Опять разбудили!
Полежал в постели. Рывком встал. Подсел к столу, где тикал будильник.
Наверху у соседей, как в прошлые ночи, слышалось топанье ног, возня, отзвуки семейного скандала, детский плач.
…После посещения фитнес-клуба, бассейна приезжает на своей «тойоте» в парикмахерский салон. Там знакомая парикмахерша Лариса сначала подравнивает ей чёлочку, потом красит чёрной краской начинающие седеть волосы. Работая, рассказывает, что видела по телевизору выступление её мужа, спрашивает о здоровье дочери, жалуется, на то, что из-за кризиса становится меньше клиентов.
Получает сверх официальной платы триста рублей чаевых, и они расстаются довольные друг другом.
Приезжает домой. Ещё в лифте вынимает из сумочки тяжёлую связку ключей. В двери три замка. Один из них особенно сложный — электронный.
Стремительно входит в свою недавно отремонтированную квартиру. До того, как нужно будет мчаться в школу забирать после уроков одиннадцатилетнюю дочь-шестиклассницу, остаётся сорок минут. Снедаемая голодом, она все же выдвигает из-под кровати напольные весы. Скинув туфли и содрав с себя свитер, взвешивается. Шестьдесят два килограмма. Неплохо! За неделю минус полтора кило.
По пути на кухню смотрится в зеркало стенного шкафа. При её высоком росте, утончившейся талии, совсем как девушка. Хоть отправляйся на кастинг в телешоу. Хоть заводи любовника, как во время последнего скандала посоветовал муж.
А на кухне ждёт набитый деликатесами холодильник. Три сорта колбасы, сыры, красная икра, отварной язык. Заранее приготовленный обед в кастрюле и сковородке.
Отворяет дверцу холодильника и видит мышь. Дохлая мышь висит на толстой медной проволоке!
Захлопывает дверцу. Кидается к телефону. Дрожащей рукой набирает номер, звонит на работу мужу. Сообщает:
— У нас в холодильнике мышь повесилась! Что ты ржёшь, идиот?! Нет я не могу её снять. Приедешь домой — сам разбирайся.
Она бросает трубку на рычаг, в волнении ходит по комнатам. Ещё нет двух часов, а муж возвращается только к семи. Если не застревает в каком-нибудь клубе на корпоративной вечеринке… Дочку после школы нужно кормить обедом. А вся еда в холодильнике… Мышь не могла повеситься сама. Значит, кто-то её повесил. Кто-то за время их отсутствия побывал в квартире… Но ведь она была заперта. На три замка!
Набирает номер домоуправления. Требует, чтобы немедленно прислали дворника или сантехника.
Вдруг вспоминает, что на днях какие-то две женщины ходили по всем этажам, звонили в квартиры, предупреждали — нельзя сутки пользоваться мусоропроводом, травят крыс и мышей.
Но как могла оказаться мышь в закрытом холодильнике? Как могла повеситься?
Приходит сантехник Вася со своим чемоданчиком.
— Что у вас тут стряслось?
Подводит его к холодильнику. Просит, чтобы тот сам открыл дверцу.
Увидев висящую на проволоке мышь, сантехник Вася секунду-другую молчит. Затем невозмутимо называет цену:
— Двести рублей.
Достаёт из чемоданчика кусачки, перекусывает ими проволоку, бормочет под нос:
— Интеллигенция! Чего только у них не бывает…
— Пожалуйста, умоляю, выкиньте это сами, — она достаёт из сумочки двести рублей, добавляет ещё пятьдесят.
Сантехник уходит. В одной руке его чемоданчик, а в другой раскачивается на проволоке мышь.
Почти счастливая от того, что избавилась от напасти, она смотрит на часы. Пора в школу за дочкой.
Уходя, с особой тщательностью запирает квартиру.
