Интервью - страница 12

Шрифт
Интервал

стр.

— Почему же вы решили начать с каких-то мизерных сопротивлений?

— Потому что Левка — мой товарищ… бывший.

— Вы хоть с самим Махаевым беседовали на эту тему?

— Без толку. Он говорит: «С каких это пор ты милиционером стал?»

— А вы?

— А я говорю: «С тех пор, как ты стал вором!»

— А дальше?

— Дальше произошел, как выразился один ваш коллега, «обмен мнениями при помощи жестов»…

— То есть?

— Он мне врезал… Ну и я ему навесил. В общем, производственный конфликт. В курилке разводить дебаты больше не намерен. А то у нас там прямо какой-то английский клуб образовался. Посидишь, послушаешь — умные мужики, рассуждают откровенно. А на собрании молчат, при начальстве им неудобно… Но ведь мы же не гости, а директор не хозяин. Интересы одни, а договориться не можем. Я долго не хотел вылезать с этим делом. Но вот решился.

— А вдруг вас назовут доносчиком?

— Если скажу при всех, не назовут. В общем, приходите… А сейчас будем закругляться.

— Нельзя, редактор торопит. Давайте в темпе. Вот вы сказали: «Я хозяин завода». Всегда так было? Это врожденное?

— Сначала являлся на восемь часов. Переоденусь по звонку — ив спортзал, на танцы, к приятелям. А потом научился работать и полюбил завод. Но окончательно убедил меня а том, что я хозяин завода, один капиталист. В составе шведской делегации побывал у нас на заводе Густав Эриксон, внук бывшего владельца. И вот меня с ним познакомили. Парень оказался ничего. Простой, общительный. На всех станках умеет работать. Нашим бы технологам так. Я даже удивился, капиталист все-таки… По-русски говорит, как мы с вами. Я-то в языках не силен. Рассказывал швед, как у него дело поставлено: порядок, четкость, ритм…

— Вы заметили отдельные преимущества западной системы?

— Система тут ни при чем. Дело в организации производства. Если верить Эриксону, то производство у них организовано бесподобно. Никакого бюрократизма, штурмовщины, простоев. Все четко, рационально, каждый винтик на месте. Условия труда отличные: вентиляция, душ, чистота. Если швед не загибает, конечно. Но не думаю… И заработки высокие. Только вот что получается. Человек на заводах Эриксона — рабочий и больше никто, механическая сила, инструмент. Между прочим, он этого даже не скрывал: «Я забочусь о станках и о людях. Станки должны быть в исправности, а люди в довольстве». Но человеку мало быть сытым. Он, представьте себе, хочет быть героем. Чтобы о нем стихи писали. Шведские рабочие, казалось бы, имеют все, а на душе у них тошно. Недаром говорят, что в Швеции такая мода — газом травиться…

— То есть вы хотите сказать, что победа техники куплена ценой моральной деградации?

— По-научному — так.

— Но ведь и за голую идею никто работать не станет. Один моральный стимул…

— Я ведь не сказал — только моральный стимул. Надо сочетать…

— Звонок?

— Да, кончился обед.

— Но я же ничего не успел!

— Изложите все как есть, раз уж это необходимо.

— Чем больше узнаешь, тем труднее вникать… Когда я был студентом, явился как-то раз к профессору на консультацию. А он зачет принимает. Название темы на доске «Образ лишнего человека в русской литературе». Двадцать гавриков строчат, не поднимая головы. Профессор меня и спрашивает:

«Сколько бы вам понадобилось времени, чтобы осветить эту тему?» Я отвечаю: «Дней пять». «Ну вот, — говорит профессор, — вы бы управились за пять дней, мне двух пет мало, а им трех часов достаточно».

— Поучительная история.

— Может, вы напоследок скажете о себе что-нибудь героическое?

— Ей-богу, нечего рассказать. Я бы с удовольствием. Хотя отчего же, лет десять назад я полгода жил в одной комнате с Витей Штерном, который учился играть на тромбоне…

— Я серьезно спрашиваю,

— Кроме шуток, не знаю. Приходите на собрание. Героев полный зал. В четыре пятнадцать начало. Знаете, где наш красный уголок?

— Найду.


…Посреди заводского двора разбит квадратный сквер с фонтаном, английскими стрижеными кустами и клумбами по углам.

По территории завода снуют электрокары, громыхает автопогрузчик, волоча за собой металлический трос с крючком.

В стену административного корпуса вделана блестящая латунная доска с надписью: «Здесь хранится письмо комсомольцам 2018 года. Вскрыть в день столетия комсомола».


стр.

Похожие книги