— Простите, а где находится ваша газета? — осторожно спросил Перси Мылрок.
— На Тихоокеанском побережье, — коротко ответил Люсин.
Странно, но с утра Перси не испытывал потребности в искусственных психогенных стимуляторах. Он чувствовал себя как никогда здоровым, вновь обретшим вкус к жизни. Ему и впрямь стало казаться, что его рисунки что-то значат. Во всяком случае, когда он их заново рассматривал, у него возникало тепло радостного подъема, внутреннее волнение. Не только глазами, а всем существом своим он как бы опять возвращался в детство, в юность, на берега родного острова Малый Диомид, проходил крутыми тропами Иналика. Вглядываясь в лица земляков, он мысленно разговаривал с ними, вспоминал их голоса, интонации и даже излюбленные словечки.
Но вдруг его безоблачное настроение нарушилось: недалеко от стойки бара он увидел Петра-Амаю, своего счастливого соперника. Все враз померкло вокруг, словно и не было сегодняшнего лучезарного утра. Будто взлетел в полузабытьи над землей и вдруг со всего маху упал на скалы.
— Что с вами? — участливо спросила Мишель.
Поколебавшись, Перси кивнул в сторону Петра-Амаи:
— Вон человек, который разрушил мне жизнь, отнял жену, родину… Он даже лишил меня присущего нашему народу чувства милосердия и способности прощать. Я содрогаюсь от этой мысли, но мне кажется — я мог бы убить его…
Роберт Люсин внимательно поглядел на ничего не подозревающего Петра-Амаю, повернулся к Перси:
— Это ничего не даст. Ты хочешь уничтожить ветку, а надо рубить корень. Ты знаешь, что в такого рода преступлениях убийца выдается той стране, гражданин которой убит… Не так это делается, дорогой Перси…
Перси не отводил взгляда от ненавистного лица, от рук, которые обнимали, ласкали его любимую, его единственную любовь, которую никто никогда не сможет заменить.
Не в силах больше сдерживать себя, Перси выскочил из-за стола и ринулся в свою комнату. Бросившись на кровать, закрыв голову подушкой, он зарыдал в бессилии, в горьком сознании, что обида эта никогда не стихнет в его сердце, что всю оставшуюся жизнь она будет преследовать его.
Слезы немного облегчили сердечную муку. Перси то засыпал, то тяжело просыпался с желанием снова забыться. Он не знал, сколько времени пролежал в таком состоянии.
Тихо приотворилась дверь.
Это была Мишель. В руках она держала высокий цветной стакан с какой-то жидкостью. Приблизившись, она ласково сказала:
— Выпей это. Сразу станет легче. Нельзя поддаваться минутной слабости, когда все впереди: и утоленная жажда мести, и прекрасная работа, и слава… Вылей!
Перси сел на кровати, послушно взял в руки стакан. Это было что-то освежающее, вкусом слегка напоминающее любимый Адамом Майной «Китовый тоник», но в то же время совсем незнакомое.
— Ты его хорошо знаешь? — ласково спросила Мишель.
— Это Петр-Амая, сын чукотско-эскимосского литератора Ивана Теина, мэра Уэлена. Петр-Амая представляет с советской стороны редакционную коллегию книги о строительстве Интерконтинентального моста и практически является ее главным редактором… Это из-за него Френсис ушла от меня.
Видимо, выпитое уже начало действовать, и поэтому Перси говорил спокойно.
— Это существенно, — задумчиво произнесла Мишель. — Может быть, он заинтересуется твоими рисунками?
— Даже если он предложит миллион, я ему их не отдам!
— И правильно сделаешь, — ласково улыбнулась Мишель. — Кстати, вот контракт. Я его проверила и нашла вполне приемлемым.
Мишель вытащила из сумочки сложенный вдвое чуть желтоватый, дорогого сорта бумаги листок с убористым текстом и положила перед Перси.
— И кто же все-таки этот Роберт Люсин? — осторожно осведомился Перси. — Все так быстро происходит, что у меня голова кругом идет.
— Люсин — человек слова и дела, — спокойно ответила Мишель. — На него всегда можно положиться. Если ты ему понравился, он многое может для тебя сделать. Но самое главное — он представляет очень могущественные международные силы, скажу даже — более могущественные, чем иные отдельно взятые государства. Они выступают против коммунизма и распространения коммунистических идей… Они против таких международных акций, как строительство Интерконтинентального моста, — словом, они против всего того, против чего и ты, Перси.
