— Ну как? — вкрадчиво спросил Люсин.
— Поразительно! Это чудо!
Только в далеком детстве Перси видел так отчетливо и непосредственно, и увиденное отпечатывалось в мозгу навсегда. Вот почему, чтобы вернуться к далеким воспоминаниям, ему нужно было отображать те впечатления на бумаге… Ему вдруг захотелось рассказать о том времени, когда он видел и ощущал мир вот так, как сейчас. Речь полилась сама собой, безо всякого усилия, хотя Перси отнюдь не был человеком болтливым.
Было приятно, что его слушают внимательно и встречают его слова сочувственно.
Иногда Роберт Люсин задавал вопросы, и они были удивительно уместны, как бы открывали Перси новые пути повествования, заново высвечивали полузабытые картины. Так было до того момента, когда на островок пришла весть о строительстве Интерконтинентального моста.
— Моему отцу, да и всем нам виделась в этом божья милость. Наконец-то господь обратил внимание на несчастный народ Иналика и даровал нам новую судьбу. Мы все думали лишь о том, как бы урвать побольше, как бы подороже продать наш несчастный островок… Быть может, именно в эти дни я и потерял Френсис…
К концу рассказа о неудачной женитьбе, о пережитом позоре Перси почувствовал, как у него учащенно забилось сердце, перехватило дыхание. Видимо, иссякала сила чудодейственной таблетки.
Перси замолчал. Молчал и Роберт Люсин, всем своим видом показывая, как его потряс рассказ молодого эскимоса.
Перси ждал, что тот предложит еще таблетку, но Роберт почему-то медлил.
— Я понимаю вас, — заговорил наконец Люсин. — Прямо скажу: далеко не все в мире одинаково восприняли идею строительства моста через Берингов пролив. Против моста есть довольно веские аргументы. Вот в чем парадокс! В конечном счете Советский Союз всегда в выигрыше. И при этом не преминут воскликнуть: ага! мы же говорили, что строительство моста укрепит мир, проложит новые пути взаимопонимания… Все это так. Но через мост пойдут не только железнодорожные составы, автомашины, но и идеи. Идеи, которые неприемлемы для нашего, свободно развивающегося мира…
— Я в этом не очень разбираюсь, — попытался возразить Перси.
— А зря! — резко заметил Роберт. — В этом-то беда, трагедия твоих соплеменников. Что же касается лично тебя, то пока ты не отомстишь своему сопернику, твоя душа не успокоится, и ты никогда не будешь чувствовать себя полноценным и сильным человеком, каким был всегда!
— Это не в обычае нашего народа — месть, — покачал головой Перси.
— Многое совершается не в обычае твоего народа, — продолжал странный собеседник. — Вы исконно жили на своем острове. Хорошо… Вам дали другой. Но рано или поздно кончится субсидия, обветшают дома, а Малый Диомид все будет так же недосягаем.
— А что сделать? — вздохнул Перси и умоляюще посмотрел в глаза Роберту.
Тот сразу понял. С понимающей улыбкой полез в карман, достал лакированную коробочку и вытряхнул на подставленную ладонь Перси крохотную белую таблетку.
Перси открыл глаза. Вопрошающее выражение не исчезало с его лица.
— Пока внимательно слушай меня, — улыбнулся в ответ Роберт Люсин. — В мире есть достаточно могущественные силы, готовые встать на пути Советского Союза. А это значит остановить строительство моста, преградить проникновение коммунистических идей и, наконец, вернуть вам остров.
— Но ведь наши правительства подписали соглашение!
Роберт Люсин кого-то заметил и помахал. К столику подошла тоненькая, казалось, невесомая девушка, с такой прозрачной белой кожей на лице, что на висках, под завитками белокурых волос просвечивали синие кровеносные сосуды.
— Хай, Мишель! — приветствовал ее Роберт. — Знакомьтесь с моим другом, художником с острова Малый Диомид, Перси Мылроком!
Перси в замешательстве посмотрел на Люсина, но тот одобряюще подмигнул.
И все же Перси достало смелости сказать;
— В общем-то никакой я не художник. Рисую для собственного удовольствия.
— Настоящий творческий человек работает прежде всего для собственного удовольствия, — серьезно сказала девушка, садясь напротив. — В этом главный принцип свободы творчества.
Перси не ожидал глубокомысленных и серьезных слов от такого тщедушного создания.
