— Убедительно говоришь, — вдруг улыбнулся Адам Майна. — Как настоящий коммунист.
— Почему вы смеетесь, Адам Майна? — с оттенком обиды спросил Петр-Амая.
— Нет, я сказал всерьез, — и впрямь посерьезневшим голосом ответил Адам Майна. — Я слушал ваших людей и по радио, и по телевидению и заметил, что они всегда говорят с чувством глубокой веры. И ты говорил сейчас точно так же, и в этом, поверь мне, ничего, кроме хорошего, нет. Наоборот, мне нравится, что ты такой.
Поднимались на остров мимо старой школы, за крышей которой виднелась церквушка, а к югу в два ряда стояли домишки Иналика, и только чуть поодаль светилось окно дома Ника Омиака.
— Здесь, в Иналике, — продолжал Адам Майна, — каждая семья испокон веков имела постоянное место поселения. Эти дома воздвигнуты на старых подземных нынлю. Под полами, под фундаментами домиков, стоящих на сваях, можно разглядеть вход в нынлю. Сейчас они занесены снегом.
— А вы довольны, что стали Хранителем Иналика? — спросил Петр-Амая.
— Что толку от этого, если я тут один? — сердито отозвался старик. — Только и радости, когда кто-то спустится с плато или приедет с Кинг-Айленда… Весной, когда начнется ход моржей, здесь будет повеселее.
В тамбуре Адам Майна снял со стены старый обломок оленьего рога и тщательно очистил от снега торбаза. Его примеру последовал Петр-Амая.
Войдя в комнату, от неожиданности они оба остановились на пороге.
В кресле, повернутом к входу, развалившись сидел Перси Мылрок. У дальней стены стояла Френсис.
— А-а, гость пришел, — овладев собой, пробормотал Адам Майна. — Ну, здравствуй, Перси.
— Какой я гость? — усмехнулся Перси. — Я здешний житель, родившийся в соседнем доме. И Френсис еще считается по нашим законам моей женой… Верно, Френсис?
Он обернулся и многозначительно поглядел на молодую женщину.
Перси был в специальной одежде с автономным термопитанием, и это придавало ему вид неземного пришельца. Такая одежда была уместна там, на стройке, среди огромных металлических конструкций, машин и промышленных роботов, а здесь, в домике эскимоса, она вызывала противоречивые чувства. Да и внешне Перси очень изменился и выглядел совсем другим, нежели тогда, когда Петр-Амая впервые его увидел.
— Что же вы молчите? — тем же издевательским тоном спросил Перси, явно наслаждаясь их замешательством. — Как идет работа над великой книгой?
— Что же, работа идет, — прокашлявшись ответил Петр-Амая. — И мы все очень сожалеем, что вы отстранились от нашей общей работы. Но мы еще надеемся, что вернетесь к нам. Свидетельства человека, представителя арктического народа, непосредственно занятого на строительстве Интерконтинентального моста, украсили бы книгу…
— Свидетельства… украсили бы книгу, — усмехнулся Перси. — Нет уж! Сами украшайте могилу, которую роете себе!.. Вы будто ослепли! Не видите, что творится вокруг. Белые люди насаждают искусственную жизнь, совсем чужую для нас, а вы, вы даже не замечаете этого! Все, что творится, — все чуждое, не наше, не наше!
Перси почти перешел на крик.
— Придуманные восторги по поводу жертвы для всего человечества, для мира, процветания и спокойствия людей — это все ложь! Смотрите, как все рушится вокруг! Нет Иналика! И вы, старый Адам, вы не тот Адам, который был до взрыва, вы — другой, сделанный белым человеком для утешения и отвода глаз. Тот старый Адам Майна, который украшал Иналик, был его совестью и мудростью, лежит погребенный под обломками скал, а вы, вы — искусственное создание, электронный робот! Хранитель Иналика! Это смешно! Что тут охранять? Никто не покусится на старый хлам, полуразрушенные жилища, вонючие старые нынлю!
Он повернулся к Петру-Амае:
— И книга ваша никому не нужна! Это просто еще одно оправдание, приманка, с помощью которой вас заманивают в западню, чтобы вас легко уговорить, чтобы вы не препятствовали насилию над природой, над Беринговым проливом! Но мост, даже еще не построенный, уже убивает. Он убил нашу любовь, отнял родину, убил Адама Майну!
— Замолчи! — закричал старик.
Трудно было предположить такой силы голос в нем, и Петр-Амая, и Френсис, и даже Перси вздрогнули.
